Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.]

— Говорил! — смело ответил я и, сделав наивные глаза, посмотрел на капитана. — Но ведь это же правда. Ведь вы с нами воюете?

Капитан даже хлопнул себя по ляжкам.

— Черт возьми, Клюге, этот маленький унтерменш мне определенно нравится!

В кабинет втолкнули Левку. Он сделал руки по швам и отрапортовал:

— По вашему вызову Лев Гомзин явился!

На Левкином лице было столько серьезности и подобострастия, что даже я не мог понять: дурачит гестаповцев Большое Ухо или докладывает всерьез. Капитан посмотрел на Левку с изумлением:

— Это еще что за оболтус?

Клюге нагнулся к его уху.

— А, — понимающе улыбнулся капитан и приказал:

— Подойди сюда! Покажи руки!

Левка протянул плохо разгибающиеся ладони. Гестаповец даже брезгливо сморщился: до того они были грязны. (Большое Ухо рылся под амбаром!).

— Что ты делал сегодня в поле?

— Строил Великую Германию, — выпучив глазищи, гаркнул Левка.

— Что-о? — в изумлении протянул гестаповец.

— Мы только за этим сюда и ехали, — пустился в объяснения Большое Ухо. — Так нам говорил обер-лейтенант, который стоял у нас на квартире. Честное слово! Вот хоть Ваську спросите!

— Вон оно что, — издевательски улыбнулся капитан. — А ну, покажи свою больную ногу…

— Что вас всех интересуют мои конечности? — пробурчал Левка, поднимая штанину.

— Смотри, как бы нас не заинтересовал твой язык! — вспылил багровея Клюге.

— Могу показать и язык, мне не жалко, — добродушно ответил Левка.

Нога у Левки все еще была припухшей, притом на ней красовалась настоящая повязка. Немцы переглянулись, Клюге с недоумением и плохо скрытой досадой пожал плечами.

Нам велели выйти вон.

В коридоре Левка подошел ко мне. В его огромных, черных глазах прыгали хорошо знакомые мне бесенята.

И вдруг бесенята исчезли, я увидел в Левкиных глазах сочувствие.

— Тебя что, били, Вася?

Я прислонил тыльную сторону ладони ко рту и увидел на ней красное пятно.

— Ерунда! — сплюнул я на ковер. — Чуть-чуть по роже съездил меня этот Клюге.

Но в дверях возник Клюге, громко прокричал:

— Кошедубофф!

Димка скрылся за дверью. Не знаю, долго мы сидели или нет, но вдруг услышали страшный крик.

Вам приходилось слышать, как стонет в зубном кабинете человек, которому дергают зуб? Сейчас так же стонал и кричал Димка.

Я бросился к двери, толкнул ее… Фашистский капитан был уже не тем добрым капитаном, который поощрял меня к откровенным высказываниям. Он держал Димку за руку и что есть силы выворачивал ее, Димка со страшно перекосившимся лицом, присев от боли, твердил:

— Не имеете права! Не имеете права!

Я не выдержал, закричал:

— Что вы делаете?

Клюге подскочил ко мне, выпихнул из дверей и крикнул Камелькранцу:

— Уберите этих щенков!

Мы снова были в амбаре, в полнейшей тьме, которая стала еще мрачнее после яркого света комнат. Ночь казалась очень темной, моросил мелкий дождь. Иногда дверь в доме помещицы открывали, и тогда середина двора освещалась, мы видели поблескивавшую машину гестаповцев.

Где-то вверху возник шум. Он становился все сильнее. Вскоре уже ревели над нашими головами самолеты, потом раздались тупые удары бомб.

Мы увидели, как дверь открылась и гестаповцы выскочили к своей машине.

— Налет на Грюнберг, — услышали мы. — Пошел!

Гестаповец открыл дверцу автомобиля. Машина стала разворачиваться, но тут Клюге прокричал:

— Надо взять Сташинского! Эй, господин Франц, давайте сюда!

Во дворе вдруг посветлело, и мы увидели, как маленького поляка всунули на заднее сиденье. Машина стрелой выскочила из ворот, за ней устремились, тарахтя моторами, мотоциклы.

Поляки все еще стояли во дворе и смотрели куда-то на запад.

— Русски налецели[101] — говорил с плохо скрываемой радостью Сигизмунд.

— Их дуже, — оживленно подхватил Заремба. — Напевно полецели штурмовать Бэрлин.[102]

— Грюнберг горит! Грюнберг горит! — услышали мы радостный возглас на русском языке.

В щели нашего амбара бил яркий свет. Я попросил Левку стать у стены, влез к нему на спину и выглянул. Во дворе было светло, как днем. А по крыше замка металась фигурка женщины. Подняв руки, она грозила в сторону пожара кулаками.

— Ага, припекло! — кричала женщина по-русски. — Поджарило? Вытаскивайте скорее, что награбили у нас в России! Не вытащите, нет! Горите, гады!

Женщина взмахнула рукой, и я увидел длинные косы, свешивавшиеся с плеча. Груня!

Дверь амбара открылась, в нее втолкнули окровавленного Димку. Мы живо подсели к Дубленой Коже. Но он не отвечал на наши вопросы, а только стонал, сжав зубы.

ТЯЖЕЛЫЕ ВЕСТИ

Под гнетом власти роковой

Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванья.

А. Пушкин. «К Чаадаеву»

Молодцы все-таки наши летчики! Стоило им всего несколько минут побомбить Грюнберг, и он горит уже несколько часов: Мы не видели города, но большие белые клубы дыма вырывались из-за леса, висели над ним плотной пеленой. Порывистый ветер доносил до нас приятный запах пожарища.