Решили, прежде всего, обследовать место около коптильного завода, где копался этот старичок. На жёлтой глинистой куче земли ещё видны были следы пальцев — он горстью брал её отсюда.
Тут же рядом, на перепревших листьях, мы нашли землю, рассыпанную кружочком. Похоже было на то, что её сыпали здесь во что-то круглое, вроде ведра, и часть её просыпалась на листья мимо.
— Мешок! — вскричал Димка. — Ведь он же с мешком бежал![43]
Всё это походило на правду. Но зачем, спрашивается, потребовалась старику земля? Может быть, он думал, что Лёвка нашёл золото? Или, может, он
Димка сбегал за лотком и сковородой, и мы попробовали сделать промывку. Но золота и в этой земле не было. В чём же, всё-таки, дело?
Мы разбудили Лёвку и втроём, вооружившись топорами, захватив с собой Мурку, отправились в лес на пригорок, откуда мы следили вчера за загадочным стариком. Наши заметки на ёлке были целы. По начерченному мной плану отыскали то самое место, где исчез старик, и стали наблюдать. Мы сидели, уставившись глазами в одну точку, чуть ли не до полудня, но ничего не увидели.
— Придётся всё-таки сойти вниз, — решил я, — и пойти прямо туда, где он скрылся.
Димку я оставил на наблюдательном пункте и приказал ему следить за нами и махнуть рукой, как только мы с Лёвкой окажемся в той точке, где исчез старик.
Местность внизу была такая же, как и везде: старые, заросшие травой раскопки, небольшие островки березняка, большие глыбы серого известняка, свалившиеся, должно быть, с горы, и больше ничего. Куда же он мог спрятаться?
Вдруг Димка махнул рукой.
— Теперь, Лёвка, — шепнул я, — смотри внимательно.
Не успел я этого сказать, как он зашептал, показывая рукой вперёд: «Смотри! Видишь?»
В нескольких шагах от нас была насыпана неровная кучка земли, такой жёлтой, какую мы недавно видели у коптильного завода. Мы подошли к ней и сразу поняли всё. Земля была выброшена около большой воронки, похожей на те, в которые спускаются рабочие треста «Водоканал», когда где-нибудь случается авария с водопроводом. Значит, старик опростал здесь мешок и нырнул в эту дыру.
Прибежал Димка, и мы стали обсуждать, что делать дальше. Тут пахло чем-то серьёзным, и лезть в эту воронку мы побаивались.
— Наверное, всё-таки — фашистский шпион: залез туда и сидит, — снова сказал Димка.
— Может, тот рыжий немецкий лётчик, сбитый с самолёта? — предположил Лёвка.
Но это была, конечно, ерунда. Какой может быть лётчик из того старика? А если шпион, то зачем ему потребовалась земля с коптильного завода?
— Вот что, Дублёная Кожа, — приказал я Димке. — Иди в хижину, забирай фонарики, спички, шёлковые лески и неси сюда. Мне кажется, что здесь пещера, и этот старик в ней живёт.
Мы с Лёвкой сели недалеко от пещеры и стали ждать.
— И ты в неё полезешь, Молокоед? — спросил Лёвка, делая большие глаза.
— Не только я, а и ты полезешь…
— Нет, давай лучше так, — забеспокоился Лёвка. — Лучше полезете вы с Димкой, а я буду сидеть здесь… И вас охранять.
— Скажи спасибо, Большое Ухо, что тебя Дублёная Кожа не слышит. Он бы уж расписал твою хвалёную храбрость.
— Да я не боюсь его, Молокоед, — залепетал Лёвка. — Я только темноты боюсь и летучих мышей.
— Возьми, Фёдор Большое Ухо, себя в руки! — сурово сказал я, так что в моем голосе зазвенела сразу сталь и несгибаемая воля. — Стыдись, Большое Ухо! Ты же землю ел![44]
Когда Димка принёс всё необходимое, я дал каждому по карманному фонарику, а себе, кроме того, взял фонарь «Летучая мышь» и лесы.
— А теперь подождите здесь. Я полезу, посмотрю, есть ли там проход.
Я хотел спрыгнуть в воронку, но она была довольно глубока, внизу виднелся выступ, а над ним вбитый в стенку колышек.
«Ловко устроился старичок!» — подумал я, спустился в воронку и сразу нашёл в стенке широкий ход, в который свободно мог пролезть человек. Я посветил в отверстие фонариком и убедился, что ход длинный.
— Прыгайте! — махнул я рукой ребятам. — Только сначала Мурку спустите.
Димка подал мне собаку, а потом спустился сам. Я привязал конец лесы к камню и стал её разматывать. Это было мне нужно для того, чтобы на обратном пути по этой лесе найти выход из пещеры.
— Слушай, Молокоед! — заговорил опять Лёвка. — Ты дай мне один конец лески, а я его буду здесь держать… В случае опасности ты дёрни за леску, и я сразу примчусь к вам.
Мне стало жаль трусишку, и я дал ему конец лески. Пусть сидит, держит, это всё-таки надёжнее, чем привязывать её к камню.
— Только, смотри, крепче держи! — сказал я ему, чтобы и Лёвка проникся сознанием ответственности.
Ход вначале был узким, потом расширился, в нём свободно можно было идти стоя. Тут мы увидели сталактиты и сталагмиты, и струйки воды на камнях, и летучих мышей, которые, между прочим, не могли погасить наших фонариков, и всё, что принято расписывать в романах о подземельях.
Я размотал уже больше половины стометровой лески, а пещера всё уходила вдаль. Ничего, что выдавало бы присутствие человека в этом подземелье, не было. По стенам медленно ползли струйки воды, пахло сыростью и извёсткой, было темно и тихо.