Тайна золотой реки (сборник)

Три дня и три ночи Мотлю не выходил из яранги. Притаившимся волком он лежал на шкурах, не выпуская из рук порванный бубен, и непрерывно дымил трубкой. Гонец из штаба белых задерживался. Мотлю нервничал. Спал в дневное время. Прислушивался к каждому постороннему шороху. Ночью, когда жена наполняла ярангу устойчивым храпом, он доставал из тайника бутылку со спиртом и воровато, с оглядкой выпивал чорон, страдальчески корёжа рот и отплёвываясь. Мотлю никогда не был пьяницей. Знал и верил, что в спирте скрывается самый злой дух, способный разжижить мозг даже могучему человеку. А человек с жидкими мозгами не способен правильно мыслить. Но сейчас Мотлю пил, чтобы снять тяжесть с сердца. «“Огненная вода” мысли развеет, душу согреет, время сгладит и дела уладит», – так говорил отец. Мотлю был уверен, что с приходом его защитников чернь опять будет повиноваться ему и он вернёт всё свое добро, поделённое Федоской Протопоповым между беднотой. Ещё он был уверен, что русские на слабых собаках далеко не уйдут. Колчаковцы схватят их. И тогда он отомстит смутьяну Федоске и его дружкам.

Старик Омкай и Федоска поздним вечером сидели в чуме Митрофана и вели большой разговор о новой жизни, когда не будет жадных тойонов и шаманов, алчных торгашей и колчаковских грабителей… не станет бедных и голодных. Люди тундры заживут в согласии и мире одной богатой семьей. Для начала тысячные стада оленей Мотлю они поделят между каменцами и наслежниками стойбища Медвежьего. Анадырский ревкомовец Гаврила Шошин сказал, что всё на земле и в земле навечно принадлежит народу и никому другому. Если же Мотлю придёт с бандой, то жители Каменки знают, как защитить себя. Федоска был безмерно доволен, что у него в руках опять его безотказный карабин. Перед отъездом Шошин оставил ему коробку с патронами и подарил две плитки настоящего душистого чая. Хорошо в такой долгий вечер под чаёк курить и толмачить.

Табака у Федоски хватит почти до весенней ярмарки. На анюйский Ысыах у него были свои планы и надежды. Нужно будет приобрести рыболовные снасти, охотничьи приспособления. Все старые пришли в негодность. Но одна самая заветная мечта не давала покоя.

Hy, какой рыбак, охотник или каюр не имеет истинных друзей, без которых нельзя в тундре, – ездовых собак. Кто-кто, а он знал толк в ездовиках… Собаки береговых чукчей ему не нравились, хотя были сильные, могутные тяжеловесы. Такие и в веерной сцепке поволокут. Порода колымских лаек, лёгких, пушистых, быстроногих, приспособленных к рыбным кормам, была бы в самый раз. Каждая такая собачка ценилась по меньшей мере в два-три песца. Упряжка из семи-девяти собак, залямленная цугом, проходит восемь-девять кёс, несмотря на мягкие снега лесотундровых приречий. О такой вот упряжке и мечтал Федоска.

Опасался Федоска за ревкомовцев. В долгий и опасный путь проводили их каменцы. До побережья всего два стойбища и луораветланское зимовье, поставленное после переселения древнего племени онкилонов в мир верхних людей дежневцем Исаем Игнатьевым, открывателем острова Айона и Чаунской губы. Федоска ещё в детстве слышал рассказы стариков об этом русском торговце, приходившем на кочах к берегам реки Чауна в кочевья оленных чукчей. Поначалу Исай торговал честно, но потом стал баловать, за что его и убили. Жадность обуяла мезенца Исая Игнатьева и загубила.

В зимовье, правда, сидит сотоварищ старого Омкая, надёжный человек Миткей. В молодости Миткей был сильным, уважаемым в тундре каюром, принадлежал к именитому роду беломорских чукчей. Умеет говорить по-русски. Из рода в род у них передавалась эта грамота, дошла и до Миткея. Его прабабкина бабка была погромной жинкой Герасима Анкудинова, большого приятеля Семёна Дежнёва. Недолго прожил Герасим со своей возлюбленной. Зацинговал. Вскоре чукотская землица приняла Анкудинова…

Миткей не шибко много знал русских слов, но к русским людям всегда относился приветливо. У него ревкомовцы найдут пищу, отдых и внимание. До их прихода у Миткея побывает камчадал Тишка и обо всём поведает. Люди в тундре будут знать, кто к ним идет и зачем.

Шошин перед выездом поведал Федоске суровую правду об анадырской трагедии. Предательски убили колчаковцы хороших людей. У Федоски навёртывались слёзы, когда рассказывал он товарищам о гибели первого ревкома Чукотки. Уговаривал он Шошина, хотел уйти из Каменки с ними. Однако надо было остаться. Настораживала затаённость Мотлю…

Не ошибся в своих предположениях Федоска Протопопов. Рано утром, на четвёртые сутки после ухода ревкомовцев из Каменки, в наслег вошли пепеляевцы.

Дневное светило нехотя выползало из мглистого окоёма белой мучнистой массой. Дул ровный ветер. Рассыпчатые сухие снежинки кололи лица, вымораживали слёзы. Далеко был слышен скрип под чужими сапогами.

Федоска шёл впереди. Без малахая, с разбитым лицом и скрученными назад руками. Ни один мускул, ни одна жилка не дрогнули, когда в его жилище ворвались отрядники. Они обшарили все углы и не нашли даже прошлогодней юколы.