Тайна золотой реки

Никто не торопил его. В наступившей тишине было слышно, как булькает вода в посудине над очагом, потрескивает искрящийся вереск да сочно потягивает трубку хозяин яранги эвен Матвеев…

— Когда коммунары, их так называли, утром вышли из яранги, — продолжал Жирков, — тойоны тут их и окружили. Синявина сразу связали, а Василий Дмитриевич сопротивлялся. На него набросились несколько человек, скрутили. Хотели на месте расправиться…

Жирков раскурил погасшую цигарку, бросил в огонь несколько сухих прутиков.

— …Три дня держали связанных в холодной яранге под усиленной охраной. Потом решили отправить в Аллаиху, в штаб белых. До Аллаихи добирались несколько дней. Не давали ни еды, ни воды. Прикрутили чаутами к нартам, так и везли. Наконец добрались до Аллаихи. Опухших, обмороженных, втащили их в избу штаба. Разговор был короток. О чём был тот допрос, неизвестно. Одно я только видел: когда выводили их из избы, то Деревянов прямо на пороге трижды выстрелил в затылок Василию Дмитриевичу. Он так и упал… Синявина расстреливал Слепцов.

Жирков тяжело вздохнул и с надеждой посмотрел на Шошина.

— Тебе, Гаврила, доверяем мы тайну. Здесь наши люди, и у нас не может быть секретов. Ты раньше нас будешь в Якутске. У нас к тебе будет просьба, — и он кивнул Данилу Бубякину.

Бубякин сунул руку за пазуху, протянул Шошину свёрток, замотанный в кожаный лоскут. Тыча в свёрток, Жирков сказал:

— Это всё, что осталось на память о Василии Котенко. Обязательно передай, Гаврила, самому большому начальнику революции.

— Коль самому большому революционному начальнику, то непременно, — строго сказал Шошин.

Он развязал кожаный жгутик и бережно развернул помятые, сальные по краям листы. Письмо, видимо, последнее в жизни Котенко, было адресовано председателю Якутского губревкома П. А. Ойунскому. Пробежав его глазами, Шошин прочел:

— «Здорово, Платон!

В Среднеколымск приехал вчера ночью. Пользуюсь тем, что сегодня отправляется в Якутск почта, пишу краткую записку.

Устроил я межведомственное совещание в Абые, рассказал о положении Советской Республики и задачах революционных ячеек на местах, о предстоящем объявлении Якутской республики, трактах, Холбосе и т. д.

…Должен подчеркнуть, что известие о Якутской республике очень благотворно действует на якутов, и я всё больше убеждаюсь в правильности выбрасываемых лозунгов по этому поводу».

Короткая, наспех набросанная записка предназначалась жене. Шошин прочел и ее:

«Я погиб. Вырасти сына достойным дела отца, сделай из него бесстрашного борца…»

— Это письмо, — пояснил Бубякин, — мне передала Наташа — жена звена, в тордохе которого останавливались бандиты, когда везли Котенко и Синявина на казнь. Ещё Наташа рассказала, что Василий Дмитриевич просил передать товарищам и семье такие слова: Эти озверевшие бандиты не оставят нас в живых. Расскажешь, что люди, измученные до предела, погибли за Советскую власть. Вот Гаврилка Мохнаткин тоже знал Котенко. И Деревянова знал. Тот за его голову награду сулил — десять песцов и деньги…

— Ловкий он, Гаврилка. Много добра людям сделал, многих от верной гибели спас.

— Как же тебе, Гаврилка, удалось уйти от Деревянова? — спросил Шошин.

— С Деревяновым я встретился в Харатальском лагере на Алазее, — смущённо начал Мохнаткин. — Поручик с индигирской тундры шёл на Нижнеколымск. У меня задание губревкома было… Пришлось атаману нож подарить, а взамен выпросить вот эту пуговицу, — Гаврилка ловко подбросил на ладони блестящую железную пуговицу от офицерского мундира, — а потом, как случай представился, так и ушёл от них.

— Бандитизм, он страшней чумы, страшней копытки… Мы хотели было Гаврилку отправить в дальние стойбища, а потом раздумали. Нельзя одного оставлять… Мы тут сообща живём, бандиты нас обходят, — не без гордости сказал Батюшкин.

— Ничего, товарищи, придёт и на нашу улицу праздник. Есть сведения, что побережье до самой Олы свободно. Банды генерала Полякова разбиты, — сказал Шошин.

— Все так, Гаврила, — Батюшкин опустил глаза, сдвинул густые поседевшие брови, — так было, однако… Наш человек с побережья приходил. Побили белую банду под Олой, и хорошо побили… Красный отряд ушёл дальше, а в Олу белые офицеры опять пришли. Лютовали страшно. Люди сказывали, что бандиты на Аляску скоро пойдут и тот самый лютый генерал Поляков с ними. У Полякова, как и у Бочкарёва, денег много и золота…

— Всё равно, Иннокентий Иванович, наша возьмёт! Если июнь будет холодный, то байкаловцы пробьются к Крестам, а по большой воде Василий Чекмарёв и Швец ударят на побережье, с Птропавловска подмога придёт, с Владивостока…

— Я тебе так скажу, Гаврила, — Батюшкин внимательно посмотрел на Шошина, на его посеребрившиеся уже виски, — с весенней водой умчатся все наши невзгоды. Нехорошие люди долго не уживаются в тундре. А может быть, белогвардейцы сами уйдут?.. Не хочется людей губить, ведь и так, однако, земля костями людскими усеяна и слезами полита…