Бодаясь лохматой головой, — руки были заняты брикетиками мороженого, — из толпы вынырнул мальчишка. Костя сразу узнал того, кто удирал в море от спасателей — невозможно было не узнать его рыжие, просто огненные вихри.
Он подошел к девочке и протянул ей пломбир. Значит, с ним была она, эта ехидина с облупленным носом, которую Костя издали принял за мальчишку. Развернув брикет и еще не донеся его до рта, девчонка высунула розовый язык и, прикрыв от удовольствия глаза, лизнула пломбир.
Костя почувствовал, что жизнь могла бы стать прекрасной, если б и он почувствовал на пересохших губах и языке вкус сладкого, сладкого мороженого.
— Взял бы еще по одному брикету, — мечтательно проговорила девчонка.
— Перебьешься, — усмехнувшись, бросил рыжий.
— Тогда хочу воды с сиропом, — не унималась его спутница.
— Денег больше нет! — Рыжий для убедительности вывернул один, потом, переложив мороженое в другую руку, проделал то же с другим карманом своих потрепанных джинсов. Очевидно, джинсы эти были ему не только узки, но и коротки, поэтому штанины были не очень ровно отрезаны под самыми коленями, и по идее, превратились в шорты…
— Костик! Костик, — остановившись и встревоженно оглядываясь по сторонам, позвала Татьяна Петровна.
— Я здесь! — Костя протиснулся к ней через толпу.
— Так недолго и потеряться, — сразу успокоившись, заметила Татьяна Петровна. — Ты почему отстал?
— Киоск там… пломбир, — Костя не договорил, потому что мама взглянула на него с укоризной. Мороженое можно было есть дома, в «подогретом» виде. После чего оно в горло не лезло.
— Лучше водички попей, — предложила Татьяна Петровна и собралась раскрыть сумку.
— Не хочу! Спасибо, — буркнул Костя. Если б мама предложила холодную газировку, тогда другое дело. Но ведь она сейчас вытащит бутылку с нагревшейся кипяченой водой, которую всякий раз берет с собой, отправляясь на пляж. Не хватало только на глазах у «ехидины» пить эту водичку! Соску бы еще сверху прицепить. Вот была бы потеха!
Костя снова потащился за мамой.
— Неужели тебе хочется лежать завтра с ангиной или бронхитом?! Острые респираторные заболевания и летом настигают человека, Татьяна Петровна, будучи медиком, стала обстоятельно рисовать сыну потрясающие бедствия из-за питья холодной воды.
Костя хмыкнул, представив себе все эти толпы у киосков, наводнивших больницы и поликлиники. Сколько еще есть киосков на других пляжах, в парках, на улицах. Город опустеет — все будут валяться в постелях.
— Троллейбус! — прервав себя на полуслове, воскликнула Татьяна Петровна. — Костик, сюда, через переднюю площадку! Я тебе место займу!
Но Костя устремился к средней двери. Стиснутого со всех сторон, его, вместе с курчавой девочкой, внесли в салон. Ее спутник вцепился в плечо двух парней, висевших на подножке. Однако дверь захлопнулась и трое невезучих пассажиров остались снаружи.
— Руслан! — завопила девочка. — Ой, Руслан!
— Пробивайся, Тейка!.. Сойди на следующей и вернись! — крикнул в окно огненноголовый Руслан. — Сойди! Буду ждать!
Тейка стала отчаянно пробиваться к двери, помогая себе руками и коленками.
— Потише ты! — взвизгнул Костя. Тейка с такой силой уперлась ему острым локтем в живот, что даже дух захватило.
— Костик! Костик! — раздался встревоженный голос мамы: — Где ты, Костик?!
— Я тебе место, Костик, заняла! — добавила ехидина-Тейка, все еще пробивавшаяся к дверям. — Сюда, деточка!
Этого Костя стерпеть не мог и, чуть подавшись вперед, так, чтобы слышала только она, скороговоркой выпалил:
— Тили-тили теста… Тейка плюс Руслан — любовь! Троллейбус резко затормозил.
— Подожди, подожди, вот тебя Руслан достанет и врежет как следует, чтоб не дразнился! — пропищала Тейка. — Дубилон замшелый! — и выскочила из троллейбуса.
Костя показал бы ей кулак, но руку поднять было невозможно…
Дубилон… Что за странное ругательство. Дебил или дубина? Ладно, пусть — дубилон, но почему «замшелый»?! Мохом, что ли, покрытый?! И при чем тут мох? Так смешней, обидней?!
Но вообще-то… Он сам, первый, про жениха и невесту ляпнул. А это обидней, чем «манная каша». Как ни крути, так ведь сказала Тейка правду про его белую кожу. Что же до жениха и невесты… Вдруг у них с Русланом… нежная дружба, тогда гадко над этим насмехаться. Во втором классе ему, Косте, очень нравилась Милочка. Она об этом не знала и никто не знал. Очень он боялся: вдруг узнают, начнут дразниться. Ее будут дразнить. Такое бы он не стерпел. Потом Милочка уехала насовсем, и он тайком плакал, часто плакал, — ведь пацаном еще был. Скучно стало без нее в школе, неинтересно…
Мама, протолкавшись к нему в середину троллейбуса, что-то там негромко, сердито говорила. Костя не слушал. Ему было как-то не по себе. Может, Тейка, сойдя с троллейбуса, не идет к Руслану, а сидит где-нибудь под кустом и ревет от обиды.
— Ты что, уснул?! — встряхнула его за плечо мама. — Нам скоро выходить!
Он молча отвернулся.
— И нечего злиться. Пора усвоить: мороженое тебе категорически противопоказано…