Тайная библиотека. Рыцарь Дальней стороны.

— Наконец-то дочь моя соизволила откликнуться на зов своего отца и государя. Я ждал тебя полчаса, моя дорогая, теперь тебе придется подождать меня.

Король Магнус так и не оторвал взгляда от огромной кипящей на голубоватом огне реторты, когда вошла принцесса.

Лаборатория короля Магнуса Мудрого, взглянуть на которую хотя бы одним глазком мечтали многие в Пятиречье, находилась на самом верхнем этаже Тайной башни, как раз над хранилищем книг. Кроме короля, сюда могли входить только три человека: принцесса, Витольд и старый Голь. Аделина в последнее время посещала лабораторию не часто, это в детстве ей нравилось забираться сюда по крутой каменной лестнице, наблюдать за таинственными и страшными манипуляциями отца в надежде, что тот покажет какой-нибудь новый фокус. Витольду находиться при короле-чародее во время его опытов просто вменялось в обязанность. А вот Голь пользовался своим правом как-то странно: он, конечно, переступал порог таинственной лаборатории, однако никогда не углублялся в нее и неизменно занимал свой пост тут же у двери на скамеечке, кажется, специально для него поставленной. Когда он был помоложе и исполнял еще роль шута, то понимал, что в этом «священном» помещении его шуткам не место. Теперь же, оставив по старости «дурацкое» ремесло, испытывал благоговение, а возможно, и самый настоящий страх, перед чародейским искусством своего господина.

Нужно сказать, что, несмотря на негодование, принцесса Аделина изрядно робела. Причин тут было две: во-первых, она прекрасно понимала, что за прошедший день натворила достаточно, чтобы вызвать справедливый гнев своего отца, а во-вторых, ей лучше, чем кому-либо в замке, было известно, что в последнее время король Магнус находится на редкость в дурном расположении духа. И если многие связывали это с приготовлением к «Турниру короны» и появлением в королевстве загадочных серебристых мерцающих огней, то принцесса знала, что главная причина совсем в другом — королю Магнусу никак не удавался один важный магический опыт, над которым он бился последние годы. Раздражало же короля-чародея главным образом то, что в последние дни ему слишком редко удавалось поработать в лаборатории. И теперь Аделина догадывалась, что если она застала короля не в тайном покое, а в лаборатории, то своим опозданием сильно спутала его планы. Сообразив все это, принцесса устыдилась, отчего тотчас же обиделась, фыркнула и уселась около выхода на скамейку, не обратив внимания, что та освободилась лишь благодаря невероятной поспешности старого Голя. Но принцессе было не до окружающих, она занималась самым некрасивым, но самым сладким делом на свете — подогревала свою обиду. И ей, как она полагала было на что обижаться. В самом деле, отец совершенно не считался с тем, что она, Аделина — правнучка королевы Ферты, причем сильно на нее похожая не только внешне, о чем свидетельствовали сохранившиеся портреты, а главным образом характером. По этой причине он ни в грош не ставил обет принцессы выйти замуж лишь за того, кого она полюбит, вне зависимости от исхода Турнира Короны. Именно поэтому король так разгневался на то, что дочь участвовала в турнире под чужим именем с закрытым забралом. Да она и рада была бы участвовать под своим, если б разрешили. Вдобавок к этому отец заточил в темницу принца Корфула — младшего сына своего старинного друга короля Эркора Озенгорнского, в то время как он не только самый сильный и доблестный, ну и красивый рыцарь, но к тому же и спас от сильных увечий ее — Аделину. А все для того, как теперь стало известно, чтобы доставить удовольствие этому грубому бахвалу барону Квалдуру, за которого (о ужас!) собирается отдать свою единственную дочь.

Вся гамма чувств, вызванная этими размышлениями, должно быть, очень ярко отразилась на лице принцессы, потому что стоящий рядом Голь протянул свою слегка трясущуюся руку и осторожно погладил принцессу по голове. Та встрепенулась, недоуменно воззрилась на старого шута, но, встретив ласковый взгляд и добрую улыбку старика, смягчилась и улыбнулась в ответ. Потом, сообразив, что незаметно для себя согнала его с привычного места, вспыхнула, быстро поднялась и порывисто прошептала:

— Голь, голубчик, прости меня. Садись скорей!

Но отставной шут замахал руками, всем видом показывая, что скорее умрет, чем позволит себе сидеть, в то время как его юная госпожа стоит.