Тайная дипломатия Кремля

Государственный секретарь США Дин Ачесон 25 июня 1950 года приказал Алану Кэрку, своему послу в Москве, попросить о приеме в советском Министерстве иностранных дел. Это было воскресенье, и американским дипломатам ответили, что ни Вышинского, ни Громыко в Москве нет.

На следующий день, 26 июня, договориться о беседе с Громыко американцам вновь не удалось. Надо понимать, в Москве хотели дать время Ким Ир Сену добиться на фронте решающего успеха, чтобы поставить мир перед совершившимся фактом.

Тогда 27 июня в пять вечера первый секретарь американского посольства приехал в советское Министерство иностранных дел и передал памятную записку с заявлением правительства США помощнику заведующего протокольным отделом МИД:

«Северокорейские войска перешли 38-ю параллель и вторглись крупными силами на территорию Республики Корея в нескольких местах. Отказ советского представителя принять участие в заседании Совета Безопасности Организации Объединенных Наций 25 июня, несмотря на явную угрозу миру и обязанности, возлагаемые Уставом на членов Совета Безопасности, вынуждает правительство Соединенных Штатов непосредственно обратить на этот вопрос внимание правительства Союза Советских Социалистических Республик.

Ввиду общеизвестного факта тесных отношений между Союзом Советских Социалистических Республик и северокорейским режимом правительство Соединенных Штатов просит заверения в том, что Союз Советских Социалистических Республик не признает за собой ответственности за это неспровоцированное и ничем не оправданное нападение и что он употребит свое влияние в отношении северокорейских властей с тем, чтобы они немедленно отвели свои вторгнувшиеся силы».

Через день, 29 июня, первый заместитель министра Громыко пригласил к себе посла Кэрка и передал ему ответное заявление советского правительства:

«По достоверным данным советского правительства, происходящие в Корее события спровоцированы нападением войск южнокорейских властей на приграничные районы Северной Кореи. Поэтому ответственность за эти события ложится на южнокорейские власти и на тех, кто стоит за их спиной…

Неверно, что советское правительство отказалось участвовать в заседаниях Совета Безопасности. Советскому правительству при всем желании невозможно было принять участие в заседаниях Совета Безопасности, так как в силу позиции правительства США постоянный член Совета Безопасности — Китай не допущен в Совет, что сделало для Совета Безопасности невозможным принимать решения, имеющие законную силу».

Встреча продолжалась ровно десять минут.

Кэрк сообщил в Вашингтон, что беседа не удалась, потому что «как правило, у Громыко нет каких-либо полномочий на устное обсуждение тех или иных вопросов. У меня сложилось впечатление, что у него еще меньше полномочий в проблеме столь большой важности, решения по которой, несомненно, принимаются непосредственно Кремлем».

Сталин и Вышинский совершили еще одну ошибку: они приказали Якову Александровичу Малику, советскому представителю в Организации Объединенных Наций, человеку с непроницаемым лицом, бойкотировать заседания Совета Безопасности в знак протеста против того, что место в ООН осталось за Тайванем, а не было передано народному Китаю.

10 января 1950 года Малик заявил, что из-за отказа Совета Безопасности одобрить предложение СССР предоставить КНР место, занимаемое представителем Тайваня, покидает зал заседаний и не вернется, пока гоминдановца не выведут из состава Совета Безопасности.

Советский Союз находился в прямой конфронтации с ООН. Советские представители в 1950 году блокировали переизбрание норвежца Трюгве Ли на пост генерального секретаря. Министр иностранных дел Вышинский ораторствовал безостановочно, но норвежца все-таки вновь избрали генсеком. Советские представители его просто не признавали.

Яков Малик рассказывал своему младшему коллеге Виктору Левоновичу Исраэляну, что когда он в ту пору встречал Трюгве Ли в здании ООН, то громогласно вопрошал: «Почему охрана пропускает в служебные помещения ООН посторонних лиц?»

Малик был еще и заместителем министра, что добавляло ему аппаратного веса. Один из его подчиненных-Дмитрий Федорович Сафонов — вспоминал: «О Малике говорили по-разному. Одним он казался очень строгим, неорганизованным и не в меру шумливым начальником — каким-то импульсивным, шебутным, требовавшим от своих подчиненных много такого, в чем ни он сам, ни дела, которыми он занимался, совсем не нуждались — так, впрок, лишь бы не сидели без дела…»

Малик был большим мастером загружать своих подчиненных работой, он не терпел, чтобы кто-то слонялся без дела или занимался чем-либо, по его мнению, бесполезным или малополезным…