24 октября 1945 года Гарримана доставили самолетом в Адлер. Его на аэродроме ждали постоянный переводчик вождя Владимир Николаевич Павлов и начальник охраны Николай Сидорович Власик.
Гарриман обсуждал со Сталиным работу Лондонской сессии Совета министров иностранных дел и схему управления оккупированной Японии. Сталин внимательно выслушал Гарримана. Беседа продолжалась 2 часа 45 минут. Вождь предложил продолжить беседу на следующий день, 25 октября, в семь вечера. Но они ни о чем не договорились. Переводчик записал последние слова Гарримана:
«Гарриман говорит, что завтра он вылетает в Москву и полностью информирует оттуда президента о своих беседах с И.В. Сталина. Он, Гарриман, уверен, что президент будет разочарован теми взглядами, которые были высказаны И.В. Сталиным… Гарриман говорит, что подробно информирует президента о своих беседах с И.В. Сталиным. Он, Гарриман, очень благодарен за то время, которое уделил ему И.В. Сталин.
Тов. Сталин замечает, что за это не стоит благодарить. Он, тов. Сталин, принял Гарримана как посла и друга…»
Посол доложил в Вашингтон:
«Сталин был как нельзя более дружелюбен ко мне лично и на прощание сказал, что был рад принять меня не только как американского посла, но и как друга. У меня ощущение, что он хочет с нами поладить, но с непомерной подозрительностью относится к каждому нашему шагу».
29 октября посла Гарримана принял нарком Молотов. Он поинтересовался у Гарримана, как чувствует себя Сталин.
«Гарриман, — говорится в записи беседы, — отвечает, что, несмотря на короткий отдых, который имел генералиссимус Сталин, он выглядит очень хорошо, вопреки слухам, циркулирующим сейчас за границей.
Молотов говорит, что слухов почему-то сейчас очень много. «Недавно, — говорит Молотов, — с вопросом о таких слухах ко мне обратился один американский корреспондент, и я ему посоветовал обратиться к послу Гарриману, как только что видевшемуся с генералиссимусом Сталиным».
Гарриман говорит, что много слухов о здоровье генералиссимуса Сталина ему пришлось слышать в Вене, и когда его спрашивали о здоровье генералиссимуса Сталина, то он отвечал, что последний чувствует себя очень хорошо… Слухов в последнее время появилось очень много, и даже начинают поговаривать о войне между СССР и Турцией и о войне между союзниками.
«Таких слухов много, — заключил Молотов, — но они столь неправдоподобны, что вряд ли кто им поверит».
Опять вернулись к вопросу об управлении оккупированной Японией.
Вашингтон предлагал, чтобы в Дальневосточной комиссии, состоящей из представителей четырех держав (СССР, США, Англии и Китая), которая станет управлять Японией, решения принимались большинством голосов. Молотов согласился и сказал, что достаточно даже двух голосов для принятия решения».
Сталину этот пункт не понравился. Он считал, что Советский Союз отстраняют от управления Японией. 4 ноября вождь отозвался из Сочи:
«Предложение о большинстве трех голосов великих держав есть жульническое предложение, имеющее своей целью изолировать нас. Предложение о большинстве двух голосов не лучше предложения о трех голосах. Молотов не имел права высказываться за предложение о двух голосах. Манера Молотова отделять себя от правительства и изображать себя либеральнее и уступчивее, чем правительство, никуда не годится».
Его мнение оформили решением политбюро:
«Признать, что в переговорах с Гарриманом Молотов допустил ошибку…»
Молотов приписал к решению:
«Согласен. Постараюсь впредь не допускать таких ошибок».
Выстрел в Кремле
В первые послевоенные месяцы атмосфера взаимоотношений с американцами и англичанами оставалась вполне доброжелательной: приемы, дружеские встречи с иностранцами-союзниками… Даже такое твердое сердце, как у Молотова, не выдержало. Он утратил привычную осторожность, расслабился.
На приеме в Кремле по случаю очередной годовщины Октябрьской революции Вячеслав Михайлович намекнул иностранным корреспондентам, что советское правительство, возможно, несколько ослабит цензуру и иностранные корреспонденты более свободно смогут передавать информацию из Москвы. Американские журналисты еще от себя добавили, что теперь, может быть, Молотов вновь станет главой правительства, потому что Сталин стар, болен и скоро покинет свой пост.
Когда вождю представили перевод статей из зарубежной прессы, он остервенел. Всякие разговоры о состоянии своего здоровья Сталин карал беспощадно, устраивая время от времени соратникам проверки.
На приеме в день Парада Победы в 1945 году Сталин вдруг сказал, что через несколько лет он должен будет уйти от дел. Все хором заговорили о том, что это совершенно невозможно.
В другой раз у себя на даче Сталин опять завел разговор о пенсии:
— Пусть Вячеслав теперь поработает. Он помоложе.