Тайная дипломатия Кремля

Поскребышев, ясное дело, говорил не по собственной инициативе. Это была психологическая проверка. Сталин часто устраивал такие провокации и внимательно смотрел, как реагирует обвиняемый. Он считал, что если человек в чем-то виноват, то обязательно себя выдаст. Главное — застать его врасплох.

Неприятности подстерегали Молотова со всех сторон. Осенью 1948 года отдыхавший на юге Сталин в очередной раз выразил недовольство Молотовым. Собрали политбюро и записали в решении:

«О телеграмме тов. Сталина от 21 октября 1948 года:

1. Представленные т. Молотовым две поправки к проекту конституции Германии, подлежащему обсуждению Народного Совета, считать неправильным политически и ухудшающими конституцию.

2. Признать неправильным, что т. Молотов сообщил свои поправки в Берлин до рассмотрения их в ЦК ВКП(б).

3. Сообщить немцам, что указанные поправки не отражают позицию ЦК ВКП(б) и ЦК ВКП(б) не имеет намерения вносить в конституцию какие-либо изменения, считая немецкий проект конституции правильным.

4. Принять к сведению, что т. Молотов согласен с указанной выше оценкой поправок».

«Тебе нужно разойтись с женой»

Все послевоенные годы прошли в бесконечных интригах. Члены политбюро постоянно менялись местами в зависимости от часто менявшегося настроения Сталина, который постоянно раскладывал свой кадровый пасьянс. Вождь устал и очевидно терял интерес к делам. Николай Семенович Патоличев, который в мае 1946 года вместо Маленкова был избран секретарем ЦК и возглавил управление по проверке партийных кадров, вспоминает, как ему позвонил Сталин: «Ко мне на прием попросились руководители Молдавской республики. Они хотят доложить что-то важное. Я разрешил им приехать в Москву, и они приехали. Но я не имею времени их принять. Поручаю вам: примите их, разберитесь как следует и к утру дайте предложения. Говорят, что-то у них очень плохо».

Что именно «плохо», Сталин не стал уточнять, хотя прекрасно знал ситуацию в Молдавии: республика умирала от голода. Ему просто не хотелось заниматься неприятным делом, хотя речь шла о судьбе целой республики. И это прекрасно чувствовали в аппарате. Поручения вождя исполнялись немедленно, если Сталин давал их кому-то лично. Все остальные идеи и указания повисали в воздухе. Партийно-государственный аппарат не работал, а занимался интригами и следил за менявшейся расстановкой сил наверху.

Аверкий Борисович Аристов стал секретарем ЦК в 1952 году. Он потом рассказывал: «Сталин вызывал нас, молодых секретарей, и только речи нам произносил. Ничего конкретного мы тогда не делали».

Возраст и состояние здоровья не позволяли Сталину полноценно работать. Но снимать и назначать он еще мог. Ни один самый близкий ему человек не мог быть уверен в его расположении. Он убрал даже таких верных ему слуг, как генерал Власик, начальник его личной охраны, и Поскребышев, который был его помощником почти 30 лет. Члены высшего руководства, как пауки в банке, пытались съесть друг друга, чтобы удержаться или переместиться в освободившееся кресло повыше.

Вячеслав Михайлович был в опале. 25 марта 1948 года постановлением политбюро оформили форменный выговор Молотову:

«Признать неправильным, что т. Молотов не согласовал с политбюро ЦК вопрос о выступлении советского посла т. Панюшкина на митинге в США и о тексте этого выступления».

Опытные чиновники видели, как Вячеслава Михайловича отодвигают в сторону от главных дел. 29 марта 1948 года на политбюро приняли решение:

«В связи с перегруженностью удовлетворить просьбу т. Молотова об освобождении его от участия в заседаниях Бюро Совета Министров с тем, чтобы т. Молотов мог заняться главным образом делами по внешней политике».

Молотов вовсе не просил отстранять его от участия в принятии ключевых решений — это Сталин вписал слова о «просьбе т. Молотова».

9 апреля Сталин вновь его отчитал. Демонстративно вернул членам политбюро проект постановления правительства о распределении рыночных фондов муки и продовольственных товаров по областям, краям и республикам со словами: «Возвращаю этот документ, так как думаю, что «представлять» его на подпись должны тт. Вознесенский, Берия и Маленков, которые подготовляют проекты постановлений, а не т. Молотов, который не участвует в работах Бюро Совмина».

Полину Жемчужину лишили работы и перевели в резерв Министерства легкой промышленности. В Министерстве госбезопасности на нее завели новое дело. Судя по всему, Сталин был вне себя из-за того, что Жемчужина говорила: «Михоэлса убили». Вождь распорядился убрать ее из Москвы.

27 декабря министр госбезопасности Виктор Семенович Абакумов и заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Матвей Федорович Шкирятов подписали записку на имя Сталина о «политически недостойном поведении» Жемчужиной: