Тайная дипломатия Кремля

Хрущев ловко выделил из семи членов президиума, выступивших против первого секретаря, троих — Молотова, Маленкова и Кагановича — и представил их антипартийной группой. Остальным дал возможность признать свои ошибки и отойти в сторону. Ворошилова и Булганина Хрущев вообще помиловал. От Булганина он, правда, потом все равно избавился, а Ворошилову позволил остаться на «декоративном» посту председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Антипартийной в советской истории становилась та группа, которая терпела поражение во внутрипартийной борьбе. Победил Хрущев, поэтому его противники оказались антипартийной группой. Через семь лет, в 1964 году, Хрущев потерпел поражение, и люди, которые говорили о нем почти то же самое, что Маленков и другие, оказались победителями и взяли власть…

Пленум ЦК превратился в суд над антипартийной группой Молотова, Маленкова и Кагановича. Молотова на первое место поставил сам Хрущев — он считал Вячеслава Михайловича идейным вождем этой группы. Молотов и на пленуме, видя перед собой враждебный зал, не потерял присутствия духа и продолжал сопротивляться, ругал Хрущева:

— Хрущев походя говорит о членах президиума ЦК: этот выживший из ума старик, этот бездельник, этот карьерист.

Не может один член президиума распоряжаться нами, как пешками.

Вячеслав Молотов, как недавний министр иностранных дел, особенно возмущался тем, что, когда Хрущев с Булганиным были в Финляндии и их позвали в сауну, Никита Сергеевич принял приглашение.

— Булганин отказался и правильно поступил, а Хрущев в три часа ночи отправился к президенту Финляндии в баню и пробыл там до шести часов утра. А я считаю, что надо вести себя более достойно.

Хрущев с удовольствием объяснил залу всю эту банную историю:

— Булганин, Маленков и другие товарищи говорят, что они любят париться в бане. Я, как вы знаете, юность провел в степях, на юге. Там бань нет. Я в бани никогда не хожу, за исключением… Родион Яковлевич (он обратился к сидевшему в зале маршалу Малиновскому. — Л.М.), во время войны мы с вами на Дону были и парились. Приехали мы в Финляндию. Там все хвастаются банями. Президент Финляндии Кекконен сказал: «Когда я стал президентом, новую баню построил». Булганин не пошел, а я, хотя и не привык к бане, все-таки решил пойти — считал бестактным отказаться. Что делают в бане? Парятся. Мы тоже парились, шутили, смеялись. Должен сказать, что Кекконен — один из самых близких к Советскому Союзу людей в Финляндии. И этим надо дорожить. Вы представляете себе: президент приглашает гостей в баню, а гости плюют и уходят. Это же обижает, оскорбляет их.

Тут Хрущев повернулся к Молотову:

— Да как же тебе не стыдно? Ты вот ни с кем не пойдешь. Если бы тебе дать волю, ты довел бы страну до ручки, со всеми рассорился, довел бы до конфликта. Посмотри на свою телеграмму из Сан-Франциско, что ты в ней писал? Ты писал, что война может вот-вот начаться.

Молотов стоял на своем:

— Я не согласен. Можно было бы достойнее вести себя в Финляндии.

Тут уж не выдержал генеральный прокурор СССР Роман Андреевич Руденко:

— А вы считали достойным ехать к Гитлеру?

Молотову на пленуме припомнили все: и что Сталин называл его «медным лбом»; и что он участвовал в уничтожении людей. Члены ЦК сладострастно поносили людей, перед которыми десятилетиями ходили на полусогнутых. Большинство предъявляли Молотову ритуальные обвинения в антипартийной деятельности. Но иногда, как в случае с прокурором Руденко, прорывались и искренние нотки.

Маршал Жуков, пожалуй, впервые рассказал о том, как Сталин и Молотов утверждали расстрельные списки. Например, 12 ноября 1938 года — в один день — санкционировали расстрел 3167 человек.

— Мы верили этим людям, — говорил Жуков, — носили их портреты, а с их рук капает кровь… Они, засучив рукава, с топором в руках рубили головы… Как скот, по списку гнали на бойню: быков столько-то, коров столько-то, овец столько-то… Если бы только народ знал правду, то встречал бы их не аплодисментами, а камнями.

На Молотова эти страшные слова не произвели ни малейшего впечатления. Он ни на минуту не потерял хладнокровия и ни в чем не признавал себя виновным.

Жуков не отступал:

— Скажи, почему все обвинения делались только на основе личных признаний тех, кто арестовывался? А эти признания добывались в результате истязаний. На каком основании было принято решение о том, чтобы арестованных бить и вымогать у них показания? Кто подписал этот документ о допросах и избиениях?

Молотов отвечал совершенно спокойно:

— Применять физические меры — было общее решение политбюро. Все подписывали.

Маленков и другие говорили, что это делалось по указанию Сталина. Из зала им кричали:

— Напрасно сваливаете на покойника.

Хрущев напомнил:

— Ты после Сталина был второе лицо, и на тебя ложится главная ответственность.

Жуков выступал несколько раз. У него в руках были документы: