Тайная дипломатия Кремля

Затем такая же чистка была проведена в сельскохозяйственных, медицинских, зоотехнических и зооветеринарных институтах. Были пересмотрены все учебные программы. Учебники и научные труды, написанные противниками Лысенко, запретили. По всей стране развернулась борьба с «низкопоклонством перед Западом». Все, что шло из западных стран, даже в точных науках, называлось реакционным. Ученым приходилось вычеркивать ссылки на иностранных авторов. Таким примитивным образом утверждался приоритет отечественной науки.

Милован Джилас с удивлением наблюдал за тем, что происходило в Советском Союзе, который еще недавно казался ему образцом для подражания: «Превосходство русских выставлялось и приобретало уродливо-комический облик. На каждом шагу открывались нам неизвестные до сих пор стороны советской действительности: отсталость, примитивность, шовинизм, великодержавие, конечно, наряду с героическими, сверхчеловеческими попытками все это преодолеть и подчинить нормальному течению жизни».

Константин Симонов вспоминает, как Сталин собрал у себя руководство Союза писателей и стал говорить о «неоправданном преклонении перед заграничной культурой»: «Эта традиция идет от Петра. У Петра были хорошие мысли, но вскоре налезло слишком много немцев — это был период преклонения перед немцами. Сначала немцы, потом французы, было преклонение перед иностранцами-засранцами, — Сталин позволил себе пошутить. — У военных тоже было такое преклонение. Теперь стало меньше…»

По мнению Симонова, Сталин и жестоко и болезненно относился ко всему тому, что в сумме вкладывал в понятие «низкопоклонство перед заграницей». После выигранной войны, в разоренной голодной стране-победительнице это была его болевая точка.

Доходило до абсурда.

В 1948 году в Военной Краснознаменной академии связи имени С.М. Буденного обсуждалась работа будущего создателя первой системы противоракетной обороны и члена-корреспондента Академии наук Григория Васильевича Кисунько. Его книгу выдвинули на Сталинскую премию. Но выступил начальник кафедры основ марксизма-ленинизма и заявил, что в книге Кисунько только в предисловии говорится о приоритете отечественной науки, а в самой книге — сплошь иностранные фамилии: Максвелл, Гельмгольц, Герц…

Ученый совет академии отменил выдвижение книги на премию. Это были худшие времена для советской науки. Кибернетика была запрещена как буржуазная наука. Химическое отделение Академии наук провело сессию в подражание лысенковской, что нанесло тяжкий ущерб химии. На очереди оказалась физика.

Даже создание советской атомной бомбы едва не сорвалось — по той же причине, по какой Германия лишилась ядерного оружия. У нас, как и в нацистской Германии, нашлись ученые, которые выступили против теории относительности Альберта Эйнштейна и квантовой теории. Сторонников теории относительности обвиняли в отсутствии патриотизма. Все тот же министр высшего образования Кафтанов докладывал заместителю председателя Совета министров Ворошилову: «Враждебные марксизму-ленинизму течения проникают в высшие учебные заведения через физику. В учебниках совершенно недостаточно показана роль русских и советских ученых в развитии физики; книги пестрят именами иностранных ученых…»

Произошло разделение физиков на тех, кто понимал современную физику и мог поэтому работать в атомном проекте, и на тех, кого не взяли в атомный проект по причине профессиональной непригодности. Люди с высокими учеными степенями отрицали квантовую теорию, теорию относительности как чуждые советской науке. Они утверждали, что «для советской физики особое значение имеет борьба с низкопоклонством перед Западом, воспитание чувства национальной гордости». Эти посредственные физики сконцентрировались в Московском университете и жаловались идеологическому начальству. Особенно их раздражало обилие еврейских фамилий среди создателей ядерного оружия. Это давало надежду, что их праведный гнев будет услышан наверху.

Всесоюзное совещание по проблемам физической науки наметили на март 1949 года. Ее организаторы намеревались повторить успех Трофима Лысенко и разделаться со своими оппонентами. Однако заместитель главы правительства Берия, которому поручили создать атомное оружие, поинтересовался у научного руководителя проекта академика Игоря Васильевича Курчатова: правда ли, что квантовая механика и теория относительности являются идеалистическими теориями?

Курчатов доходчиво объяснил Лаврентию Павловичу, что если эти теории будут запрещены, то от атомной бомбы придется отказаться. Берия, который понимал, что его ждет, если бомбы не получится, бросился к Сталину. Совещание немедленно отменили. Для Сталина бомба была важнее идеологии. Физика была спасена. Не тронули даже физиков-евреев как «полезных для государства», хотя эта послевоенная идеология борьбы с космополитизмом была густо замешена на антисемитизме.