Тайная дипломатия

– Вишь, еще до того, как дипломат твой на службу ушел, сюда ажан пришел. Переодетый, но ажанов здесь в коричневое пальто обряжают, ботинки армейские, кепи. Я же на них насмотрелся, за четыре-то года, отличаю. Это как наших филеров в гороховое пальто. Тоже стал спрашивать о Скородумове, дескать – не видел ли я чего подозрительного? Может, люди какие, машины? Не следил ли кто-нибудь за русским? Ну, я ему про тот автомобиль рассказал. Сева, это плохо?

– Да ладно, почему плохо? Рассказал и рассказал. Секрета здесь нет, за секретность я бы тебе не тридцать франков, а все сто заплатил, – хмыкнул я, лихорадочно размышляя – почему полиция появилась после моего разговора с Чичериным? Явно прослеживается связь. Если так, то у нашего народного комиссара есть свои «подвязки» в сюрте. Забавно, что у полиции и у меня один источник информации. А еще я сегодня получил от швейцара очень важную информацию. Пригодится.

– Так чего, как обычно, пять франков? – повеселел швейцар.

– Даже десять, – расщедрился я. Передав две бело-зеленые бумажки, тихонько спросил: – А скажи-ка, Дорофей Данилович, во сколько мне обойдется, если я тихонечко осмотрю номер нашего земляка? В сорок франков уложусь или больше?

Дорофей Данилович не стал отнекиваться, посылать меня лесом, блюдя тайну проживания постояльца, а свистнул сквозь щербатые зубы:

– Сорок? Севка, да ты смеешься, что ли? Сотня. И то, если там ничего не тронешь и не вынесешь. И деньги вперед.

– Данилыч, побойся бога. Откуда сто?

– Ну, ты сам посуди. Мне денежку надо? Надо. Жаку, портье, тоже на лапу надо. Горничной – не помню, как зовут, она у нас новая, вроде Магда, тоже дай, чтобы не заорала. Теперь и прикинь – Жаку пятьдесят, мне тридцать, да девке двадцать.

– Справедливо, – согласился я, прикидывая, сколько у меня осталось денег? Получалось, что сотня и еще десять франков и это все мои средства, выданные наркомом на оперативные расходы. Ладно, я у товарища Чичерина еще возьму. – Сотню я заплачу, но уговор такой – половину сейчас, а половину потом. Договорились?

– Не, всегда деньги вперед платят. Сева, ты же не первый у нас такой. И мужья бывали, своих блядей выискивали, и сыщики частные. И все вперед платили.

– Дорофей Данилович, если и приходили, то французы. Всегда отмажутся – мол, случайно зашел. А я как отмазываться стану, если что? Я ж русский, твой соотечественник. Сам посуди, где гарантия, что портье в полицию не позвонит, а меня в номере не запрет? Конечно, потом он долго не проживет, но мне-то в полиции кантоваться всю ночь придется. Оно мне надо? Без денег и в полиции кисло, а так, с франками, как-нибудь протяну ночку. Давай, пятьдесят сейчас, пятьдесят потом. Все честно. Я тебя хоть раз обманул?

Я говорил только о портье, но Демидыч все понял правильно. Дядька он здоровый, шею мне может запросто сломать, но… Задумчиво почесав затылок, пошел договариваться. Выйдя через пять минут, протянул руку.

– Уговорил. Давай пятьдесят. И имей в виду, что номер в присутствии Магды станешь осматривать. Мало ли, еще сопрешь чего.

В номер постояльца меня провела горничная – крупная белобрысая девица, неторопливая, чем-то похожая на женщину с картины какого-нибудь голландца, либо на корову. Фламандка? По типажу подходит. Оглядевшись по сторонам, открыла дверь запасным ключом, зашла вместе со мной. Вот уж наблюдателей мне точно не нужно. Вытащив десять франков, улыбнулся девице, аккуратно засунул бумажки в вырез платья, нежно погладил, что выпирало, а потом кивнул горничной на коридор – мол, постой там.

Магда спорить не стала, вышла, прикрыв за собой дверь, сказав только:

– Дис минут.

Десять минут очень мало даже для поверхностного обыска. Что ж, значит нужно искать очень быстро. Еще бы мне кто сказал, что искать и где.

А комната в гостинице даже поплоше моей в пансионате. И всей-то радости, что гостиница в центре. Да, комната плохая. Вытянутая, словно пенал, с узким окном, через которое задувает ветер с Сены. Осень, и дует немилосердно.