В "Войне с вандалами" Прокопий с удивительной яркостью обнаружил умение художественными средствами передать психологически сложный характер действующего лица. К числу таких наиболее удавшихся образов относится образ короля вандалов Гелимера. Прокопий рисует его как человека, в котором совсем еще недавно народ видел Лучшего и безупречного воина, затем вдруг без сопротивления отдавшегося под удары судьбы. В Дециме Гелимер потерял время, оплакивая своего умершего брата, и упустил решающий момент; при Трикамаре, сочтя свое дело окончательно проигранным, бежал, не сделав никаких распоряжений, и даже не попытался вновь собрать свое войско, чтобы совершить атаку, которая, возможно, доставила бы ему победу. Таким он и оставался до конца: впечатлительным, изменчивым, безо всякой настойчивости и твердой воли. Отдавшись в конце концов в руки Велисария, и перед этим полководцем, и перед императором Юстинианом он держал себя с иронией разочаровавшегося во всем философа, который знает тщету людских дел и находит удовольствие в том, чтобы видеть в себе достойный удивле- ния и жалости пример. Именно в уста Гелимера Прокопий вложил слова Екклезиаста: "Суета сует и всяческая суета" 98. .
Судьба Гелимера, да и самого королевства вандалов, недавно еще "цветущего богатством и военной силой", а теперь "уничтоженного в столь короткое время пятью тысячами пришельцев, не знающих, куда пристать" 99, дает возможность Прокопию поразмышлять над одной из важных для него тем - темой судьбы, которая в произведениях Прокопия имеет еще много общего с античной ????. ????казывая, как византийцы после победы при Дециме наслаждались яствами, приготовленными для Гелимера, Прокопий восклицает: "Таким образом можно было наблюдать судьбу во всем ее блеске; она как бы показывала, что все принадлежит ей, у человека же нет ничего, что может считаться его собственным" 100.
И все же, несмотря на отдельные грустные нотки, "Война с вандалами" исполнена радужных надежд, проникнута гордой уверенностью в мощи византийского оружия и светлой верой, что самой империи покровительствует Бог.
Тем не менее, разделяя завоевательные планы Юстиниана и веря в их успех, Прокопий уже тогда начинает испытывать разочарование в самом Юстиниане. Иными словами, разделяя концепцию прав византийского государства на римское наследие, историк не принимает безусловно современного ему выразителя этой концепции. Критика в адрес императора угадывается уже в подчеркивании выдающихся качеств автократора Феодосия, "справедливого человека и прекрасного воина" 101, и в намеке на основателя Византии Константина 102.
Скрытой иронией в адрес Юстиниана проникнута переписка между императором и королем вандалов Гелимером. Советы, которые Юстиниан дает Гелимеру 10Э, по существу являются намеком на поведение самого Юстиниана, когда он фактически правил при своем дяде Юстине, о чем Прокопий с резким осуждением скажет в "Тайной истории" 104. Таким образом Прокопий как бы ставит на один и тот же уровень и Юстиниана, и жестокого тирана Гелимера, не ограничиваясь при этом лишь намеком на нравственную сторону их поступков, но прибегая и к титулатуре. "Царь Гелимер царю Юстиниану" 105,- так начинает он письмо Гелимера. В своем ответе Гелимеру Юстиниан угрожает ему, что его постигнет наказание демона (дьявола) 106, а поскольку король вандалов потерпел наказание от Юстиниана, получается, что он-то и есть демон. Этим скрытым намеком "Война с вандалами" вновь перекликается с "Тайной историей", где тема Юстиниана как воплощения демона (дьявола) является одной из главных тем.
Наконец, завершается "Война с вандалами" рассуждением о резком сокращении населения Ливии и его обнищании 107. Это уже не просто критика отдельных поступков Юстиниана или его ошибок в Африке, это осуждение его политики восстановления прежних границ Римской империи. И это опять-таки один из мотивов "Тайной истории", к характерным особенностям которой мы и переходим.
При некоторой близости к другим сочинениям Прокопия, "Тайная история" занимает совершенно особое место в его творчестве, да, пожалуй, и во всей византийской историографии в целом. При ее составлении Прокопий не дал ей никакого названия, а в словаре Суда (X в.), где это сочинение упоминается впервые, оно фигурирует как '????????, что означает "Неизданное". Найдена была "Тайная история" в XVII в. директором Ватиканской библиотеки Н. Алеманном, и с момента своего открытия это произведение породило бурные споры. С одной стороны, католическая церковь, которая видела в Юстиниане врага своему господству в лице римского папы, охотно отстаивала подлинность "Тайной истории", с другой стороны, юристы ни за что не желали признавать подлинность сочинения, порочащего творца знаменитого "Свода гражданского права", и еще на рубеже XIX-XX вв. ученые высказывали серьезные сомнения в принадлежности этого сочинения перу Прокопия Кесарийского 108.