Тайная история атомной бомбы

Назначение на роль руководителя Специального государственного комитета человека, известного своей жестокостью, «правой руки» Сталина, скорее всего, не встретило всеобщего одобрения в кругу Советских физиков. Берия не был ни ученым, ни инженером, он крайне не доверял интеллигенции. Однако под его руководством советская атомная программа приобрела некоторые сильные, положительные черты. Об этом писал Павел Судоплатов, ответственный за решение «особых задач» НКВД (в том числе за диверсии и устранение неугодных[164]):

Берия, грубый и жестокий в общении с подчиненными, мог быть внимательным, учтивым и оказывать каждодневную поддержку людям, занятым важной работой, защищал этих людей от всевозможных интриг органов НКВД или же партийных инстанций. Он всегда предупреждал руководителей предприятий об их личной ответственности за неукоснительное выполнение задания, и у него была уникальная способность как внушать людям чувство страха, так и воодушевлять на работу.

Курчатов с трудом работал под руководством Молотова и не скрывал своего разочарования. Несмотря на серьезные оговорки, физики считали, что Берия — человек, с которым можно работать. Вот как об этом много лет спустя говорили Юлий Харитон и Юлий Смирнов:

Берия быстро придал всем работам по проекту необходимый размах и динамизм. Этот человек, явившийся олицетворением зла в новейшей истории страны, обладал одновременно огромной энергией и работоспособностью. Наши специалисты, входя в соприкосновение с ним, не могли не отметить его ум, волю и целеустремленность. Убедились, что он первоклассный организатор, умеющий доводить дело до конца.

В состав нового комитета вошли Георгий Маленков, член ГКО и восходящая звезда политбюро; Николай Вознесенский, глава Государственного комитета планирования (Госплана); Борис Ванников, народный комиссар оборонной промышленности; Завенягин, руководивший в мае того же года советской миссией, аналогичной «Алсос»; Михаил Первухин, комиссар химической промышленности; Виталий Махнев, генерал НКВД; физики Капица и Курчатов. Как ни удивительно, в комитете не было военных.

Курчатов остался в должности научного руководителя программы. В указе говорилось также о создании Технического совета. Он состоял из одиннадцати человек, возглавлял его Ванников. Совет состоял из выдающихся советских физиков. Его членами были в том числе Капица, Курчатов, Абрам Иоффе, Харитон, Алиханов и Кикоин.

Первой реакцией Сталина на новость о бомбардировке Хиросимы было обвинение своих ученых в том, что они не смогли решить задачу, с которой справились американцы. Он впал в ярость, колотил кулаками по столу и топал. Сталин сделал выговор Курчатову за то, что он так мало требовал для работ. Курчатов же просто указал Сталину, что страна, в которой погибло 25–26 миллионов советских граждан, разорена войной, что уничтожена значительная часть довоенной инфраструктуры. Сталин раздраженно проворчал: «Дитя не плачет — мать не разумеет, что ему нужно. Просите все, что угодно. Отказа не будет».

Курчатову было приказано создать советскую атомную бомбу в кратчайшие, насколько возможно, сроки, не считаясь с расходами.

Отдел «С»

Павла Судоплатова назначили руководителем нового самостоятельного отдела разведки — он назывался отдел «С». Его задачей был шпионаж в сфере атомных технологий с применением общих усилий ГРУ и НКВД. Советским разведывательным резидентурам за рубежом было приказано удвоить усилия по получению документации, касающейся атомной бомбы. В конце августа полковник Николай Заботин, служивший в Оттаве, получил из Москвы следующее срочное сообщение от ГРУ: «Примите меры для организации получения документальных материалов по атомной бомбе. Технические процессы, чертежи, расчеты». Заботин уже некоторое время пытался установить контакт с учеными, занятыми в канадском атомном исследовательском проекте в Монреале, и в результате в начале 1945 года узнал, что в этом проекте уже более двух лет работает завербованный ГРУ шпион-британец.