Тайная история человечества

Колебался я недолго. Только подумал, что л'Амори, будь он здесь, застрелил бы меня не колеблясь, как я — Нуаду, а голос мой уже звенел в командирской рубке:

— Если сияние тысячи Солнц одновременно зажжется в небе… — раньше я не спрашивал, зачем произносить эти слова. Оказывается, фраза такая длинная, чтобы у человека было время передумать — но я останавливаться не собирался. Легкий, едва ощутимый толчок. Капсулы отделились от корабля — на поиски Земли Обетованной, — …это будет великолепие моего могущества. — Один атом способен изменить всю историю. Может, в новой Вселенной Нуаду проглотит-таки полную горсть пси-пыли и не доживет до прихода Морриган на Авалон. А может, просто не станет убивать тех, кто спас его. Бан-ши рассмеялся — точно это птица умеет читать мысли. Я бы похохотал вместе с ним — сколько раз я уже надеялся на это? Сколько Артуров, что были раньше, произносили то же, что я сейчас? Сколько еще произнесут? Когда-нибудь сработает. — Я приду смертью, — кричал я Морриган, дискордианцам, запертым во времени, мертвецу на полу и всему этому огромному, неправильному миру. Один миг — я не успею ничего почувствовать, ни узнать, получилось или нет. — Разрушителем миров, — такими были последние слова во Вселенной.

Сердце стукнуло и замерло. Я успел сделать глоток воздуха.

И стал свет.

Константин Бахарев По следам академика Опарина

2016 год. Земля

Серёгу Нечаева считали не совсем нормальным. Разбогатев во время жизни в Москве, он построил в родной деревне Вятщине трёхэтажный каменный дом и ни с кем из соседей не общался. Те знали его с детства и на такое поведение обиделись. Родни у Серёги не осталось, и он в деревне начал жить сам по себе.

Иногда из трубы его котельной валил чёрный или оранжевый дым, даже летом. Раздавалось жуткое уханье и вопли. Соседка Татьяна Никитишна, бывшая учительница географии, не боялась нечистиков, о которых болтали другие жители Вятщины. Она знала, что их нет.

Но её мучило любопытство. Серёга понавёз контейнеров, ящиков с яркими рисунками и надписями на странных языках. Целыми днями он не выходил из дома, лишь вечером выползал во двор и курил, сидя на ступеньках крыльца. Лицо у Серёги было измученное.

Татьяна Никитишна глядела на него с чердака своего домишки. Здесь, на старенькой поржавевшей треноге, у неё стоял телескоп, списанный по ветхости из школы. Замаскировав его тряпьём, бывший педагог с помощью сильной оптики стремилась проникнуть в тайны соседа.

Однажды она догадалась посмотреть данные электросчётчика Нечаева, благо, что тот был не в доме, а вынесен на уличный столб. Татьяна Никитишна ужаснулась, подсчитав расход энергии. Она столько электричества за всю жизнь не сожгла, сколько Серёга палил в месяц.

Но ничего вызнать не удалось. Было обидно.

От невозможности разузнать секреты соседа бывшая географичка даже захворала. Укрывшись подаренным дочкой модным бамбуковым одеялом, она пила чай с лимонным вареньем и смотрела телевизор.

Через неделю такой жизни к ней в окно постучали. Это был Серёга.

— Добрый день, Татьяна Никитишна, — сказал он, когда створки распахнулись. — Что-то скучно мне без вашего надзора. Заболели, что ли?

Проглотив обиду обвинения в подсматривании, не растерявшаяся бабулька спросила в лоб: «Ты там самогон гонишь или дурман какой варишь? Говори, а не то я участковому донесу!»

— Да уже донёс кто-то, — засмеялся Серёга. — Приходил он вчера. Выпили с ним, поговорили. Вы, если поправитесь, заходите. Я привык уж, что приглядываете за мной в трубу свою. Заскучал, и пришёл проведать.

Вечером выздоровевшая Татьяна Никитишна взяла с собой тетрадь, ручку, чтобы записать, что интересно будет, и не забыть потом, подпёрла дверь в дом бадогом и пришла к Серёге.

Он раскочегарил в огороде огромный мятый самовар с медалями, насыпал в тарелки сушек и конфет, и стали соседи пить чай. С мятой.

— Что ты такое делаешь, Серёжа? — сразу спросила Татьяна Никитишна. — Очень мне интересно.

Раскрыв тетрадку, она сняла колпачок с ручки и приготовилась записывать.

— Жизнь делаю, — ответил Серёга, наливая в тарелочку мёд из алюминиевого бидончика.

— Какую жизнь? — не поняла бабулька. — Богатую? Так у тебя и так денег много.

Нечаев напомнил бывшей учительнице географии про теорию академика Опарина. Если в кипящий бульон из камней разряжать мощный аккумулятор, там заведутся бактерии.

— Что-то я помню такое, — наморщилась Татьяна Никитишна. — Ерунда какая. Ладно, если полезная бактерия заведётся, а вдруг холерная или чумная зародятся?

Ей стало неинтересно. И уже просто для уважения хозяина она сходила после чаепития в огромный подвал с высоким потолком. Здесь стояли чаны с бурлящей жидкостью, закрытые прозрачными выпуклыми крышками из толстого стекла. Иногда там мелькали синие и красные разряды. Клубы пара стремились вверх, отжимая тугие клапаны. Когда им удавалось выбраться из труб, раздавался тот самый ужасный вой.

— Ну и как, получается? — Татьяна Никитишна равнодушно осмотрела лабораторию.

— Всё лучше, чем пьянствовать, — Серёга улыбнулся. — Всё осмотрели? Всё ясно?