Тайная история человечества

— Думаю, нет. Они способны менять то, что непосредственно в поле зрения. Земную собаку в кота они не превратят, потому что не знают, что такое собака и что такое кот. Но наши мозги идентичны, а это значит, что квантовую запутанность, или чем бы это ни называлось, они могут создавать без учета расстояний.

— Как они могут удержать в аналогичном нашему мозге столько информации? Данные о каждом бозоне и гравитоне, имеющемся хотя бы в этом столе? — спросил Кривов, не смотря на эмулятора.

— Точно не знаю, — ответил тот, — но думаю, их восприятие ограничивается здесь и сейчас. Будучи одним из них, я не видел ни воспоминаний, ни планов на будущее. Только картинку в реальном времени. Они воспринимают лишь данное мгновение, которое, скорее всего, основывается на предыдущем, но предыдущее стирается. Как будто мы берем старое, строим по образу новое, затем старое удаляем.

— Если черные нас создали, то, возможно, теперь хотят уничтожить? Да как они помнят, что создавали нас? Вполне могут воспринять как угрозу.

— Не думаю. Вряд ли им вообще знакомо понятие угрозы, даже на уровне инстинктов. У них нет врагов, нет эволюции, а понятия жизни и смерти — лишь математические переменные.

— Я постараюсь выбить тебе немного времени, — Кривов резко развернулся и посмотрел на Романа, — но ничего не обещаю. Докажи, что эти создания безопасны.

* * *

Военный — не человек, военный — орудие. Причем независимо от звания. Рядовой и генерал — одно и то же, разнятся лишь импланты и алгоритмы.

Именно такими стали они, когда было принято решение о всемирной девоенизации. Солдат осталось немного, в основном на случай атак террористов.

Но каждый из них был натуральным зомби.

Защищать человечество от вражеской угрозы — основная установка любого военного. Только разницу между повернутым фанатиком и внеземным разумом, который не понимает самой сути угрозы, им не прописали.

Полковник Гонзалес стоял, выровняв руки по швам, и, не открывая рот, с помощью имплантов раздавал приказы пяти подчиненным. Одетые в маскскафандры вояки быстро монтировали и готовили к вылету беспилотник. Роботам это сделать не дали — наверняка испугались диверсии.

Рядом стоял Леопольд Кривов и что-то рьяно доказывал военным, но те продолжали слепо исполнять заложенную в них программу.

— Они могут контратаковать! — воскликнул Роман, хоть не знал, способны ли аборигены на такое. — И стереть человечество к чертям!

— Тогда их тем более необходимо ликвидировать. Они вымрут за час после полного распыления. Все и одновременно, — сухо ответил Гонзалес.

— Местные способны дать возможности, о которых мы и не мечтали!

Гонзалес промолчал. Его мозг был создан для войны, а не мира.

— Эта планета даже не их дом, — продолжил Роман. — Тут не от кого эволюционировать, нет естественного отбора. Это колонисты. Есть другие планеты, заселенные ими. И если там узнают, что сделали мы — возможно, нанесут контрудар.

Эмулятор действительно верил, что эта планета — лишь колония, но в возможности атаки сомневался. Хотя кто его знает — должен же быть какой-то механизм самозащиты.

— Вдруг это они уничтожили те цивилизации, останки которых мы находили, — протараторил Гонзалес.

«Да чтоб вас всех!»

— У нас два часа. После вирус будет выпущен. Ты сможешь как-то… поговорить с ними? — спросил явно нервничающий Кривов.

— Не знаю, — ответил Роман. — В их разуме будто не существует времени. Кажется, что прошло пять минут, а на самом деле весь день или наоборот.

— Постарайся. Иначе не знаю, чего ждать.

Эмулятор кивнул и быстрым шагом направился к чернышу.

А когда дошел — открыл рот от удивления: аборигенов было двое. Оба одинаковых, с черной лоснящейся кожей и большими глазами.

«Они клонируют себя», — подумал Роман.

Конечно, при их возможностях взаимодействия с окружающим миром это сделать просто, как CRTL+C–CRTL+V. Повторить сигнатуру — и соплеменник готов. Ресурсы можно взять откуда угодно — от природы, от планеты, да хоть из воздуха. Подставить нужные данные септимической системы — и все сработает. Индивидуальность же им ни к чему. Все воспринимают мир одинаково.

Но рассматривать второго черныша не было времени. Роман сел напротив, прикоснулся к ним — к обоим сразу.

— Филипп Кичинский. Программист. Двадцать семь лет. Место жительства — Варшава, — пробормотал эмулятор. Инопланетяне почему-то реагировали именно на эту личность. Может, из-за того, что вступили с ним в контакт раньше?

Восприятие изменилось мгновенно. Предметы перестали существовать, появились их сигнатуры. Роман чувствовал себя одновременно и как слепец, внезапно приобретший зрение, и как зрячий, так же внезапно его потерявший.

Будто разум пересобрали заново, совершенно иначе. Но теперь он не потерял личность.

Филипп Кичинский. Здесь были его детские травмы, первая любовь, первый успех и первые неудачи. Роман содрогался, вспоминая, как Филиппа мутузил дворовой хулиган, чувствовал вину, когда восьмилетний Кичинский схватил камень и долбанул им обидчика по голове так, что тот оказался в больнице, радовался первому поцелую, думал над решением задачи на получение аттестата.