Тайная история Изабеллы Баварской

Впервые завесу анонимности де Сад приоткрыл в 1795 году, издав философический роман в письмах «Алина и Валькур», автором которого значился «гражданин С***». Полностью же свое имя маркиз поставил только в 1800 году, когда вышел его сборник новелл «Преступления любви», создателем которого был указан «Д. А. Ф. Сад, автор „Алины и Валькура”». Даже написанная в Шарантоне повесть «Маркиза де Ганж», по духу и стилю примыкающая к «Преступлениям любви», вышла в 1813 году анонимно; впрочем, от ее авторства Сад не отказывался. Стал бы маркиз отказываться от «Изабеллы Баварской», которую вместе с «Аделаидой Брауншвейгской» он надеялся выпустить у издателя Пигоро? (Того самого, который ранее опубликовал украденную у де Сада историю Сенвиля и Леоноры, извлеченную из романа «Алина и Валькур».) Ответ на этот вопрос не получить никогда, ибо надежды Сада не оправдались: «Изабелла» впервые увидела свет только в 1953-м, а «Аделаида» — в 1964 году.

Энциклопедически образованный, де Сад в своих сочинениях сплавлял рассуждения философа и заметки эрудита с описаниями самого разнузданного разврата, а после их публикации яростно обрушивался на критиков, посмевших «приписать» ему очередную версию «Жюстины». Возмущенно отрекаясь от очередного сочинения о царстве зла и преступления, он одновременно замысливал следующее, ему подобное. Новый, девятнадцатый, век вознамерился похоронить и де Сада, и его сочинения (и, можно сказать, справился с этой задачей: интерес к творчеству маркиза возродился в веке двадцатом). Изысканное резонерство садических персонажей, для которых поругание добродетели не мыслилось без тщательного словесного анализа, без рационалистической организации эротических оргий («Позвольте мне упорядочить ваши удовольствия: здесь нужна спокойная, уверенная рука», — командовал распорядитель) уже не привлекали читателя, отвыкшего от философических трактатов: революция воздвигла высокую стену между Просвещением и новым временем. Рационализм, поставленный де Садом на службу философии преступления, стремительно уступал место чувствам и чувствительности, новые герои не рассуждали, а переживали и мечтали, сверяя поступки свои не с разумом, а с сердцем. Остался в прошлом абсолютизм, по модели которого де Сад конструировал свои общества любителей преступления. Есть основания полагать, что если революционные цензоры усматривали в творениях де Сада прежде всего крамольную философию, то полиция Наполеона решила избавиться от де Сада прежде всего как от неуживчивого порнографа.

Сада арестовали в 1801 году буквально «на месте преступления» — у издателя Массе, куда маркиз принес очередную правку «Новой Жюстины». Попытка де Сада убедить полицейских чиновников, что он, маркиз де Сад (титулы постепенно вновь входили в моду и пробуждали зависть), всего лишь переписывал за деньги неизвестно чью рукопись, не удалась. Маркиза заключили в тюрьму Сент-Пелажи, откуда, отсидев несколько месяцев в Бисетре, заведении, бывшем одновременно тюрьмой и приютом для умалишенных, его благодаря усилиям семьи весной 1803 года перевели в Шарантонскую лечебницу для душевнобольных с диагнозом «безумие либертена». Ничего иного инкриминировать шестидесятитрехлетнему маркизу полиция не могла: ясностью и остротой ума де Сад превосходил многих своих преследователей. Тем не менее последние десять с лишком лет жизни де Саду пришлось провести в окружении людей с умственными расстройствами.

Не исключено, что именно атмосфера лечебницы побудила де Сада обратиться к истории преступной королевы Изабеллы и ее невменяемого супруга. Впрочем, выписки из рукописей, относящихся к истории смутного времени, когда во Франции у кормила правления фактически оказалась Изабелла Баварская (1371–1435), супруга короля Карла VI, прозванного в начале правления Любимым, но быстро сменившего прозвище на Безумный, де Сад делал гораздо раньше — в 1764 году. Пребывая в то время в Дижоне, он посетил находившийся поблизости картезианский монастырь, где ознакомился с архивными документами эпохи царствования Карла VI и его коварной супруги, и в частности с протоколами допросов Луи де Буа-Бурдона и завещанием герцога Бургундского; оба сеньора принадлежали к числу любовников королевы. Можно только восхищаться удивительной способностью де Сада хранить написанное: множество тетрадок и связок бумаг путешествовали за ним из одной тюрьмы в другую, из одного дома в другой, и так до самого Шарантона. К каждой бумажке, испещренной темной вязью текста, маркиз относился поистине благоговейно, тщательно сберегал ее и классифицировал.