Тайная история Изабеллы Баварской

На горизонте вновь замаячил призрак гражданских раздоров. Все ворота столицы закрыли, сделав исключение только для двух: ворот Сен-Жак и Сент-Антуан. Парижане, понимая, что смена одного угнетателя на другого не сулит им ничего, кроме горя и страданий, дрожали в своих жилищах и молились, чтобы гроза гражданской войны прошла стороной.

Герцог Бургундский вступил в Сен-Дени и, несмотря на обещание не причинять никому вреда, отдал городок на разграбление. Из Сен-Дени он отправил герольда с письмом, адресованным королевской семье. Взяв на себя труд ответить на письмо герцога, граф д’Арманьяк написал, что, ежели Иоанн приблизится к столице, он не сможет поручиться за его жизнь. Иоанн Бесстрашный не испугался и, отмахнувшись от угроз как от назойливой мухи, с горсткой солдат приблизился к воротам Сент-Оноре, полагая, что вскоре пополнит отряд за счет своих верных парижан. Поощряемый королевой, он повелел громогласно сообщить всем в Париже, что, будучи верным подданным его величества, он прибыл исключительно с намерением ослабить узы рабства, в котором орлеанисты держали его величество и дофина. В ответ на такое дерзкое заявление парижский парламент во главе с канцлером торжественно объявил герцога врагом государства; узнав об этом решении, Иоанн лишь презрительно улыбнулся.

Отсутствие поддержки со стороны парижан и множество предосторожностей, предпринятых горожанами по указанию своих начальников, вынудили герцога Бургундского отступить; дав последнее сражение на поле между Шайо и Монмартром, герцог начал отступление. Попытка застать его врасплох, равно как и организовать преследование, провалилась, ибо, отступая, герцог сажал свои гарнизоны во все захваченные им по дороге крепости: такая тактика обеспечивала ему спокойное отступление и гарантировала скорое возвращение.

Настроения в городе существенным образом изменились. С помощью своих эмиссаров Изабелла старательно убеждала парижан, что они ничего не выиграли от происшедших перемен, и если солдаты, расхаживавшие по городу, до сих пор не причинили зла его жителям, значит, зло еще впереди и рано или поздно горожанам все равно придется расплачиваться за свою беспечность. При главенстве бургундской партии, говорила она, парижанин сам был солдатом, теперь же солдат стал врагом парижанина. И постепенно граждане начали сожалеть о былом гнете. Двор же не переставал злоумышлять против герцога; собрание во главе с дофином постановило объявить Бургундцу войну не на жизнь, а на смерть; несогласных с этим решением объявили предателями. Король захотел лично возглавить собранную арманьяками двухсоттысячную армию. На свет вновь извлекли арманьякские шарфы. Однако многие разумные люди с горечью наблюдали, как интересы монарха подменяют интересами отдельной партии, полагая унизительным для короля Франции принимать цвета одного из своих вассалов. Королева же появлялась везде и всюду, все видела, все слышала и обо всем сообщала герцогу Иоанну.

Не желая участвовать в новой смуте, герцог Анжуйский, отбывая в Тур, увез с собой Карла, графа де Понтье, третьего сына короля, недавно женившегося на его дочери, Мари Анжуйской; впоследствии этот принц станет править под именем Карла VII.

Приготовления к войне свелись к лишению герцога Бургундского нескольких привилегий; принятое решение занесли в Аррасское соглашение, а потом известили о нем герцога. Также Бургундцу предписали удалить из свиты людей, неугодных королю и дофину, и посоветовали впредь не брать к себе на службу недругов королевского дома. И посчитали, что с партией бургиньонов покончено.

Тем временем новый король Англии Генрих V отправил во Францию послов, дабы начать переговоры о своей женитьбе на Екатерине, шестой дочери королевы; также он потребовал возвратить ему Гиень и Понтье. Когда же требование его отвергли, Генрих, давно поддерживавший тайную переписку с герцогом Бургундским и королевой, решил сменить тактику.

Воспользуемся передышкой и прольем еще немного света на отношения Изабеллы и герцога Бургундского, сообщника всех мерзостей, коими мегера запятнала трон. В тот невежественный век религия или, точнее, суеверия нередко служили прикрытием для самых ужасных преступлений. Стоило исповеднику поддержать или одобрить тот или иной поступок, как этот поступок уже считался вдохновленным свыше. Мы знаем, что Изабелла, недовольная своим исповедником, внесла его в проскрипционный список. Герцог Бургундский порекомендовал ей своего исповедника — епископа Аррасского, бывшего доминиканца, пламенного сторонника доктрины тираноубийства, адского постулата, ловко использованного Жаном Пти для оправдания убийства герцога Орлеанского.