Тайная история Изабеллы Баварской

Новый дофин запретил обеим враждующим партиям носить оружие и при поддержке герцога Бургундского приказал коннетаблю покинуть город.

Ни один историк не объясняет, почему герцог Иоанн стал поддерживать дофина. Мы же скажем: он не хотел начинать наступление на коннетабля, не заручившись поддержкой Англии, ибо в одиночку он рисковал проиграть. Однако, бездействуя, он мог показаться смешным, поэтому он решил присоединиться к дофину, тем более что пока распоряжения юного принца совпадали с его желаниями. И герцог, и его соратница уже тешили себя надеждой обрести прежнюю власть, отобранную у них коннетаблем.

Пока коннетабль отражал атаки англичан у Арфлера, в Париже Изабелла готовила ужасный заговор; подготовка осуществлялась в такой глубокой тайне, что никто ничего не заподозрил. В самом деле, ни один историк не связывает ее имя с заговорщиками, и, если бы не признания Буа-Бурдона, посвященного во все планы королевы, мы бы тоже о нем не знали.

По замыслу королевы заговорщикам предстояло за один день вырезать всех арманьяко. [13], посадить под замок короля и канцлера и, заковав в цепи короля Сицилии и герцога Беррийского, обрить их наголо и, посадив на двух быков, возить по улицам города, а потом убить. Такая же участь ожидала и остальных принцев, включая несчастного монарха; преступная супруга Карла решила больше не щадить безумца: приняв сторону коннетабля, он стал для нее слишком опасен. Заговорщиков поддерживали отряды герцога Бургундского, размещенные неподалеку от Парижа, и многочисленные сторонники герцога в самом Париже. Начать резню хотели в Святую Пятницу, но затем перенесли на Пасху.

«Я долго не желала убивать его, — сказала фавориту Изабелла, — но час настал, и жалости более нет в моем сердце». Однако сам Господь вдохновляет наказать виновных, дабы никто более не пожелал последовать по их стопам.

Жена менялы Мишеля Лалье узнала об ужасном заговоре и сообщила о нем вельможе по имени Бюро де Даммартен, а тот, не теряя ни минуты, известил королеву. Быстро сообразив, какой подарок преподнесла ей судьба, хитрая женщина немедленно встала на сторону тех, в чью грудь она хотела вонзить кинжал.

Двор укрылся в Лувре, а Танги Дюшатель собрал всех воинов, сколько смог отыскать. Полагаю, читатель не удивится, если я скажу, что этот отважный сеньор стал злейшим врагом королевы.

Когда после обысков, нескольких казней и многочисленных арестов порядок наконец был восстановлен, королева сделала все, чтобы вновь возбудить жителей города.

О, сколь порочны умы, неустанно плетущие заговор за заговором! И какова должна быть женщина, готовая примером своим вдохновлять заговорщиков! Впрочем, для той, кто виновна в гнусной измене, детоубийстве, святотатстве, инцесте, разврате, адюльтере и убийстве, уже не осталось ничего святого! Так почему перо историков замирает, когда следует показать жестокость этого чудовища?! Представив отвратительную картину преступлений их бывших властителей, они окажут людям неоценимую услугу, научив остерегаться таких правителей, и одновременно напомнят им, сколь сладостно жить в мире после такой страшной грозы.

С возвращением коннетабля партия его вновь принялась свирепствовать, умножив гонения, конфискации и аресты; с этой минуты ни один горожанин не чувствовал себя в безопасности, а на лицах молчаливых прохожих читалось мрачное уныние… Печальный итог террора: люди перестали доверять не только друзьям, но и родственникам. Никто не ходил друг к другу в гости; встречаясь на улице, парижане даже не раскланивались; в глазах каждого встречного прохожие читали свой смертный приговор. Отец боялся сына, сын опасался матери, братья встречались словно два врага во время вынужденного перемирия. Страх побеждал даже любовь; чувствуя, что погибель неизбежна, молодые люди разрывали любовные узы, обманывали друг друга и убивали. Грешник видел в священнослужителе не утешителя, а предателя и сам искал пути к Господу, не осмеливаясь более прийти к священнику и покаяться. Страх охватил весь город; доносчикам хорошо платили. Никто не мог устоять перед красивой женщиной, возбуждавшей желание и потворствовавшей мести и честолюбию.

От доносчиков не требовали доказательств, и настало раздолье для самой гнусной клеветы! Жестокость правителей поделила людей на доносчиков и беззащитных жертв; следствием разгула страстей явилось полнейшее падение нравов. Позабыв о добродетели отцов, народ всецело предался порокам.

Раздор испускал ядовитые миазмы, способствуя распространению озлобления. Когда большая бойня прекратилась, очаг заговора продолжил гореть в кабинете у королевы.