Тайная история Изабеллы Баварской

Когда из Буа-Бурдона, управляющего королевы и одного из самых красивых и образованных мужчин своего времени, извлекли все возможные сведения, его зашили в кожаный мешок и, прикрепив сверху бумажку со словами «Пусть свершится королевское правосудие», бросили в реку.

Хотя погубить королеву коннетаблю не удалось, тем не менее он одержал победу над одним из самых непримиримых врагов своей партии. Но на этом ему пришлось остановиться: любые сведения о процессе, став достоянием людей случайных, могли оказаться чрезвычайно опасными.

Без всякой охоты Изабелла отбыла к месту своего изгнания; там к ней приставили трех караульных, несущих ответственность за ее поведение. Дофин Карл[18], как лицо заинтересованное в результатах дела, особенно той его части, где речь шла об изъятии сокровищ, не мог не пробудить у матери чувства ненависти и мести. Когда же несчастья, порожденные ссорой королевы и коннетабля, пошли чередой, все почувствовали неуместность совершенного коннетаблем поступка.

Никто не спорит: преступления следует наказывать, особенно такие, в каких уличили Изабеллу, но случаются обстоятельства, когда наказание виновного превращается в спектакль, и тогда оно приносит гораздо больше вреда, чем своими поступками принес осужденный, — в таких случаях правосудию необходимо подчиняться осмотрительности.

Разумеется, Буа-Бурдон заслужил кару, Изабелла также заслужила наказание, но, если бы король и коннетабль больше прислушивались к голосу разума, нежели мести, разве стали бы они трубить о случившемся везде и всюду?

Легко было предположить, что соратник королевы, герцог Бургундский, рано или поздно станет мстить, и тогда факел гражданской войны запылает еще ярче. Так что же представляет меньшую опасность: пожар междоусобицы или покров тайны, окутывавший проступки королевы?

Коннетабль, постоянно пребывавший в поисках денег и вечно изобретавший новые налоги, никому не сказал о конфискованных у Изабеллы ценностях и продал все, включая личные вещи королевы, мебель и драгоценности; карающая рука Провидения коснулась несчастной, и она оказалась на грани той самой нищеты, в которую она ввергла короля и собственных детей.

Отсутствие прозорливости вредило коннетаблю во всех его делах и нанесло ущерб его интересам; он дурно обходился со своими соратниками, душил народ налогами и делал все, чтобы воины, служившие под знаменами его партии, прониклись отвращением к службе. К числу этих воинов принадлежали Тремуй и Л’Иль-Адан, о чьем уходе коннетаблю вскоре пришлось горько пожалеть.

Покидая войско коннетабля, беглецы пополняли армию бургундцев: от арманьяков бежали, чтобы встать под знамена герцога, число сторонников которого росло с каждым днем; тем временем стены Парижа покрывались бранными надписями, адресованными противниками друг другу.

При поддержке союзников Генрих V высадился в Нормандии, там к нему немедленно присоединился герцог Бургундский. Подойдя к столице, Генрих заявил французскому королю свои права на его корону; англичанин считал, что имеет на нее гораздо больше прав, чем нынешний французский монарх. Карл, видя, как герцог Бургундский поддерживает это абсурдное требование, напомнил Иоанну, что, желая вступить в переговоры с королем, надо бы сложить оружие. В ответ герцог заявил королевским эмиссарам, что его оружие служит исключительно делу государя и, что бы ни говорили люди несведущие, он не позволит нанести ущерб интересам Франции. Как можно ответить на такую благопристойную ложь?

Продвигаясь в глубь французской территории, английский король становился все более дерзким; не прекращая требовать корону, он соглашался воздавать надлежащие почести Карлу, но не ранее, чем короля Англии станут именовать также и королем Франции; впрочем, пока жив Карл, он согласен называться регентом; скрепить сей договор предстояло Екатерине, шестой дочери Изабеллы.

Пока обдумывали предложения Генриха, войско герцога Бургундского пополнялось; оба повелителя приготовились вступить в бой за собственные интересы.

Когда герцог Бургундский подошел к Санлису, Л’Иль-Адан, командовавший тамошним гарнизоном, сдал город и перешел на сторону герцога, дабы не иметь более дел с коннетаблем, к коему он испытывал подлинное отвращение. Мы упоминаем об этом обстоятельстве, так как Л’Иль-Адан играет в нашем повествовании важную роль.

Вскоре войско герцога появилось под стенами Парижа. Того, кто захочет узнать гордый и решительный ответ дофина, которого Провидение избрало своим орудием для восстановления французской монархии, отсылаем к истории.

С каждым днем герцог захватывал все новые и новые селения и вскоре подошел к городу, где томилась в бездействии верная союзница и соучастница всех его преступлений.