Питая ненависть к коннетаблю, лишившему ее и свободы, и любовника, исполненная злобы к сыну, ставшему на сторону ее злейшего врага и ограбившему ее, презирая придурковатого монарха, коего подсунули ей в мужья, Изабелла, снедаемая желанием отомстить, всеми силами старалась разбить опутавшие ее цепи. Неожиданно узнав, что герцог Бургундский движется к городу и скоро освободит ее, она немедленно написала герцогу; доставить письмо она поручила Леклерку, бывшему лакею Буа-Бурдона, которого ей удалось спасти. Во имя всего святого королева умоляла герцога поскорее вернуть ей прежнее положение, дабы она вновь всеми силами могла послужить его делу. Торопясь освободить свою верную союзницу, герцог оставил осажденный Корбей и помчался к королеве, взяв с собой всего восемьсот солдат. Завидев аббатство Нуармутье, где в это время под предлогом исполнения благочестивых обязанностей находилась королева, он приказывает своему передовому отряду окружить монастырь; командир отряда Фавез вбегает в церковь, уводит королеву и берет в плен двух ее соглядатаев; третьему соглядатаю удается ускользнуть через ризницу. Тур распахивает перед герцогом ворота, и тот, оставив в городе гарнизон бургундцев, вместе с королевой отправляется в Шартр.
Оказавшись на свободе, королева немедленно создала парламент, определив ему местопребыванием Амьен. Скреплять акты этого нового парламента предстояло Морвилье. На новой печати парламента изобразили королеву с направленной вниз десницей, на оборотной стороне вырезали гербы Франции и Баварии; во всех документах, изданных этим парламентом, королева именовалась
Таким образом, в королевстве образовались два независимых двора, четыре парти. [19]
и два короля.О Франция! Обратив взор свой в те далекие времена, ты вновь загораешься ненавистью, нам же хочется, чтобы ты вспоминала о них, чтобы благодарить Небо за твое счастливое настоящее, дарованное тебе твоими нынешними повелителями.
Освободив королеву, герцог направился к Парижу, надеясь с помощью своих сторонников войти в город; у него, без сомнения, все получилось бы, не предай его один из заговорщиков.
Да простят нам желание наше как можно скорее миновать многочисленные заговоры, кои одни партии плели против других; мы вынуждены упоминать о них, так как наша героиня вновь активно в них включилась.
Партия недовольных постоянно увеличивалась. Жестокость коннетабля повергала горожан в ужас; устав от преступлений и кровопролитий, они вновь переходили в стан бургундцев.
Нам также хочется наконец ступить под своды храма добродетели, но любовь к истине требует от нас продолжить рассказ.
В начале зимы герцог Иоанн прибыл в Труа, где находилась королева, и там они создали еще один парламент, распространивший свою суверенную власть на Париж, Амьен и Труа.
Герцог Лотарингский, явившийся в Труа выразить свое почтение Изабелле, получил от нее меч коннетабля. Эсташа д’Астра назначили канцлером.
Тем временем принц Оранжский, захвативший юг Франции, заставлял всех присягать на верность королеве и герцогу Бургундскому; междоусобицы вновь набросили на Францию свой траурный покров.
«Казалось, — писал один из наших здравомыслящих историков, — вельможи решили похоронить нашу несчастную родину под ее собственными руинами».
При графе д’Арманьяке анархия приняла поистине чудовищный размах, и французы, вынужденные выбирать между двумя одинаково преступными партиями, единодушно решили, что, если уж достигнуть всеобщего перемирия невозможно, пусть победа достается партии бургиньонов.
Вопрос о примирении встал столь остро, что главные враждующие партии вынуждены были подписать соглашение. В результате королева вернулась в Париж, а дофин начал править вместе с герцогом Иоанном. На лицах снова появились улыбки, и, казалось, спокойствие вновь снизошло на горожан.
Однако коннетабль, в чьи намерения примирение не входило, поспешил вернуться в Париж. Он опасался, что поднявшая голову партия бургиньонов заставит его по приезде подчиниться ей, а может, и вовсе не пустит его в город. Ведь он не мог положиться ни на короля, всегда готового встать на сторону более сильного, ни на дофина, нерешительного, а потому бесполезного для замыслов коннетабля. Коннетабль явился, и двор вместе с министрами выразил ему свою поддержку, а о соглашении, на основании которого соперничающие стороны получали равные права, тотчас забыли; все же многие арманьяки перешли на сторону бургиньонов; утрата сторонников не насторожила коннетабля: радость возвращения переполняла его и застилала взор.