Хотя юный Генрих уже полтора года пребывал во Франции, его торжественный въезд в Париж под различными предлогами постоянно откладывался; по словам историков, в это время Изабелла бездействовала, но мы в этом сомневаемся, ибо предстоящие торжества льстили и ее гордыне, и честолюбию. Некоторые свидетели сообщают, что она наблюдала за кортежем из окон дворца Сен-Поль, но из протоколов парламента никак не следует, что в те дни королева не была затворницей. Впрочем, как утверждают секретари, в парламенте не хватало пергамента, чтобы описать торжественный въезд английского короля, а потому мы можем представить его лишь в самых общих чертах; впрочем, мы уже видели торжества, происходившие в это несчастное царствование. Из кратких отчетов мы узнали, что Генриха сопровождали исключительно англичане; ни один французский сеньор не пожелал присутствовать при въезде английского короля во французскую столицу, что делает честь дворянскому сословию, всегда верно служившему своим государям, оберегая их от несчастий или же оплакивая их, когда несчастья все же происходили. На церемонии присутствовало пятеро епископов, и все пятеро французы… но, видимо, потому, что они священники, они сочли возможным приветствовать англичанина… вдобавок среди них находился отвратительный епископ Кошон, тот самый, который терзал допросами Жанну д’Арк…
Как только кортеж прибыл во дворец Турнель, где предстояло жить Генриху VI, герцог Бедфорд повел короля во дворец Сен-Поль к Изабелле, и та, обнимая его, залилась слезами.
— Дражайший сын мой, — произнесла она, — я все для вас сделала; материнские чувства, кои мне следовало бы питать к Карлу, я питаю к вам; герцог Бедфорд подтвердит, что я всем пожертвовала ради вас. Моя любимая дочь является вашей матерью, а посему я надеюсь, что частица вашей нежной любви к ней достанется и мне, дорогой Генрих. Это я возложила на ваше чело корону Франции, и вам теперь поддерживать ее блеск, но, главное, чтобы спокойно править, убейте всех ваших врагов: без этого жестокого, но необходимого поступка вам не дадут спокойно наслаждаться делом рук моих. Полагаю, память обо мне будет дорога вам, и вы сумеете извлечь из содеянного мною зла то добро, которое я намеревалась извлечь из него для вас.
Генрих упал на колени перед бабкой и нежно обнял ее. Изабелла подняла его, прижала его к сердцу и сказала:
— Сын мой, никогда не уступайте трон, куда я вас возвела; только вы достойны его занять.
Сцена эта могла бы показаться необычайно трогательной, если бы глубочайшая ненависть к Карлу и Франции, питаемая королевой, не выплескивалась при каждом сказанном слове. Преступление остается преступлением, даже когда надевает маску добродетели.
На следующий день Генрих вместе с Бедфордом, регентом и несколькими английскими вельможами обедал у королевы.
В рукописи, откуда мы черпали сведения, только что нами изложенные, ничего не говорится про вторую встречу Генриха с Изабеллой; полагаем, она прошла в том же духе, что и первая.
Наконец 14 декабря Генрих прибыл в собор Богоматери и там принял королевское помазание из рук кардинала Винчестерского, возложившего ему на голову корону. Другая корона была представлена здесь же; две короны явились символом двух королевств, которыми ему предстояло править.
После того как Генрих поклялся сохранить и с честью нести обе короны, тех, кто пожелал принести присягу, допустили к новому королю; в тот же день Генрих обедал за мраморным столом в большой зале дворца.
Изабелла, пребывавшая во время процедуры возложения короны в потайном помещении, коим она пользовалась уже не раз, на обеде не присутствовала; известно, что за столом царило ужасное смущение. А о былой щедрости наших суверенов, особенно проявляемой во время торжеств, и вовсе все позабыли: никто не уменьшал налогов, не освобождал узников; при взыскании податей строгостей стало больше, чем прежде: никакой пощады ни государственным лицам, ни частным. Через несколько дней после церемонии коронования, смешной и жалкой, несмотря на всю ее пышность, молодой король отправился в Руан, а оттуда к себе на остров, где власть ему принадлежала по праву.
Между тем умерла Анна Бургундская, герцогиня Бедфорд, и спустя некоторое время регент женился на Жаклин Люксембургской; этот брак пришелся не по вкусу герцогу Бургундскому, и между могущественными главами партий стал назревать раскол, о котором, впрочем, предугадывали уже давно. Напрасно кардинал Винчестерский пытался примирить их: то, что на первый взгляд сближало обоих принцев, на самом деле разъединяло их; гордыня обоих, оскорбленная во время встречи в Сент-Омере, не позволила им найти общий язык.
Разрыв с англичанами неизбежно привел Филиппа Бургундского к стопам своего законного монарха, покинутого, преданного и все еще ощущавшего последствия слепой мести, кою ничто не могло утолить.