Тайная история Леонардо да Винчи

Кайит-бей даже согласился с идеей Леонардо устроить, на манер Александра, военные игры, чтобы разжечь любопытство турок и подманить их поближе. Леонардо был в своей стихии — он точно готовил праздник, цирковое представление, турнир. Если мальчикам суждено погибнуть, то же суждено и туркам. Леонардо переполняла решимость позаботиться об этом. В его представлении каждый турок был воплощением его рока, Николини… Николини, который завладел Джиневрой, захватил ее в плен с той же грубой жестокостью, с какой Мехмед захватил Айше. Как будто Леонардо нуждался в ненависти, чтобы отвлечься, как будто эта хитроумная ловушка должна была уничтожить в нем память и вину. Если б только он не был одержим птицами, полетом и механизмами войны! Зачем он исследовал тайны Господни, силясь превзойти идеи и творения древних? Почему он не мог жить, как Пьетро Перуджино, которому всего-то и нужно было от жизни, что жить в приличном доме и рисовать?

А Леонардо оставалось только оглушать себя наркотиком гнева и работы.

Турки наверняка убьют мальчиков, смертоносных херувимов, которые сбросят на них огонь с высоты. И Леонардо должен быть уверен, что они заплатят за все: за Айше, за Джиневру…

За Никколо.

Могло показаться, что дети уже мертвы.

Покуда расставляли и маскировали пушки, которые должны были открыть перекрестный огонь по вероятным позициям турок, Леонардо поставил колыхавшиеся на ветру павильоны из шестов и ткани Куановых воздушных шаров. Был приготовлен пир, на который ушли последние припасы армии. На видных местах расставили высокие шесты, увенчав их золотыми и серебряными яблоками. К полудню мамлюки, нарядно разодевшись, уже скакали бешеным аллюром по равнине, стараясь на скаку сбить стрелами как можно больше яблок.

Турки заглотили наживку и спустились с горных склонов туда, где их легко можно было разглядеть из лагеря калифа. Они даже приветственно кричали лихим героям, которые ухитрялись на полном скаку выпустить двадцать стрел и сбить двадцать золотых и серебряных яблок. Эти игры как нельзя лучше подходили для турок — они и были турецкого происхождения; а одного запаха жарящегося мяса было довольно, чтобы выманить на равнину все войско Мустафы до последнего солдата.

Все, кто был в лагере — и арабы и персы, — знали, что скоро начнется кровопролитие; казалось, и животные чуяли это, потому что вели себя беспокойно, как перед бурей. Но Леонардо мог только наблюдать за играми и ждать. Он попытался пойти за мальчиками к утесу, с которого должны были слететь машины, но гвардейцы Хилала остановили его, едва да Винчи вышел из лагеря. Они позвали Хилала, который был разъярен, словно это Леонардо отдал приказ послать детей на смерть.

Сандро и Америго подошли к Леонардо. Усталые, смуглые, исхудавшие, они смахивали на бедуинов.

— Леонардо, — сказал Америго, — калиф желает, чтобы ты находился рядом с ним.

— И он послал тебя сообщить об этом? — спросил Леонардо. — Что-то мне не верится. Тебя и Пузырька?

— Меня послал Куан, — сказал Америго.

— Тогда кто же послал Сандро?

— Ты все усложняешь, — сказал Боттичелли. — Твой гнев должен быть направлен на меня, а не на Америго.

— Извините. Я вовсе не злюсь на вас. Зачем я понадобился калифу?

Они говорили на тосканском диалекте, естественно перейдя на этот язык, словно их беседа должна была остаться тайной.

— Скоро начнется, — сказал Америго.

Леонардо захохотал.

— Да об этом знает всякая шлюха и всякий раб! Все они с волнением ждут «чуда», не думая о том, что, возможно, именно их кровь оросит сегодня землю.

— И калиф желает, чтобы ты стоял рядом и защищал его, если понадобится, — закончил Америго фразу, прерванную смехом Леонардо. — Вначале мы хотели быть все вместе, но…

— Что же изменилось потом? — спросил Леонардо.

Америго явно смутился.

— Я пытался заговорить с тобой, но ты не обратил на меня внимания.

— Не может такого быть!

— Да сегодня утром ты просто прошел мимо меня!

— Я не помню даже… — Леонардо оборвал себя, вздохнул и сказал: — Я по тебе скучал, Америго.

— И я по тебе. Как и Сандро, я…

Америго умолк и лишь покачал головой, не в силах подыскать слова, чтобы выразить свои чувства.

— Мы все позволили этому разделить нас, — сказал Сандро, — даже после того, как обо всем поговорили. Как могло такое случиться?

— Видимо, все дело в том, что наши чувства не зависят от наших желаний, — сказал Леонардо.

— Мне снилось, что я больше никогда не увижу тебя, Леонардо, — сказал Америго. Вид у него был застенчивый, как всегда на людях. — Я думаю, что это предостережение.

— Я не верю в сны, но рад, что тебе приснилось такое, если это объединяет нас. — С этими словами Леонардо обнял Америго, а затем Сандро. — Полагаю, ты будешь сражаться рядом с Куаном.

— Да, — сказал Америго, — а Сандро будет среди тех, кто охраняет женщин. Так, по крайней мере, один из нас останется в живых.

Женщин надежно укрывали неподалеку от пушек; охраняли их всадники.

— Я буду у пушек, — сказал Сандро, и его лицо и шея вспыхнули от смущения. — Я сначала хотел присоединиться к тебе, Леонардо, но калиф призвал тебя к себе.