Тайная история Леонардо да Винчи

Несмотря на веселый нрав Сандро, на чувственность и оптимизм его картин, была в нем толика фанатизма — правда, проявлялась она довольно редко.

— Друг мой, — заметил Леонардо, — если ты не перестанешь писать свои сладострастные картины с нашей прекрасной Симонеттой, люди, пожалуй, сочтут тебя распутником и, глядишь, начнут называть тебя еретиком или евреем.

Макиавелли рассмеялся, и это развеяло напряжение, потому что Сандро при одном упоминании Симонетты готов был стать святым — или предаться распутству посреди улицы, только бы это привлекло к нему ее внимание.

А Леонардо со спокойной печалью, отрешенно и окончательно осознал, что Джиневра не любит его.

Понте Веккио, отстроенный заново после большого наводнения 1333 года, был по большей части темен, но в реке Арно, которую он пересекал, отражались огни празднества. Сама река была подобна горящей свече: она струилась и мерцала, отражая свет ламп, светилен и факелов, что пылали в ближних улицах и домах. Большая часть лавок на мосту была закрыта — это был мерзко пахнущий квартал мясников; но в нескольких лавчонках торговали леденцами, жареными орехами, сладкими бобами и дешевым вином. Здесь работали усталые проститутки; район посещался в основном приезжими да горожанами, что шли к причастию или спешили поглазеть на праздничное действо вокруг палаццо Веккио. Многие направлялись и во дворец Медичи, сегодня открытый для всех: там жарилось множество жирных свиней на угощение всей округе.

— Эй, мастер Леонардо, это вы? — окликнул какой-то юноша.

— Да, что тебе? — отозвался Леонардо.

Он узнал Якопо Сальтарелли, ученика златокузнеца, который часто позировал в мастерской Верроккьо. Леонардо много рисовал и писал Якопо, у которого было хорошее мускулистое тело, но тяжелое лицо с раздутыми ноздрями и желтой угреватой кожей. Бороденке его предстояло погустеть c годами, но сейчас она была жидкой и редкой, зато длинные взлохмаченные волосы вились и блестели.

— Мессеры Деи и да Перетола попросили меня дождаться вас и проводить к ним, — сказал Якопо.

— Ты хочешь сказать, что тебе заплатили, чтобы ты нас дождался? — уточнил Сандро.

— Как вам будет угодно, синьор.

— И где же они? — спросил Сандро.

— На виа Грифоне.

— А что там такое?

— Там большой прием, синьор, на вилле Л’Уголино. Мастер Гульельмо Онореволи устраивает вечер в честь мадонны Симонетты Веспуччи.

— Если хозяин вечеринки — Нери, то мы славно повеселимся, — заметил Сандро.

Богатый отпрыск семейства Онореволи звался Нери[15], потому что всегда одевался в черное, чтобы производить впечатление.

— Странный это праздник, по мне во всяком случае, — говорил на ходу Якопо. — По всей вилле темно, как в погребе, только у ворот лампы и горят.

— Зачем бы дому быть темным? — спросил Сандро, когда они с Леонардо чуть отстали от Якопо, чтобы поговорить. Они махнули Якопо, чтобы шел вперед, а сами держались позади, на приличном расстоянии, что было совсем не трудно: на окрестных улицах народу почти не было. — Удивляюсь, как Симонетта согласилась на вечер, устроенный Нери, — продолжал Сандро.

Леонардо вопросительно взглянул на него.

— У Нери опасные политические пристрастия, — пояснил Сандро.

— Ты о Пацци?

— Даже они почитают его безумцем. Но Симонетта… Она так часто бывает в обществе Джулиано и Лоренцо Медичи. Это политическая глупость — появиться в компании их врагов. Я боюсь за нее.

— Ты бы лучше держал свои страхи при себе, — заметил Леонардо. — Красота Симонетты позволяет ей стоять над моралью и политикой.

— Она — сама жизнь, самая ее суть, — сказал Сандро. — Но я все равно боюсь за нее. И за ее здоровье тоже.

Леонардо засмеялся, став на миг прежним собой.

— Не лучше ли оставить ее здоровье ее докторам?

— Я слышал, как она кашляет. Не нравится мне этот кашель, он из глубины легких.

— Держись подальше от мастерской Антонио дель Поллайоло, — посоветовал Леонардо. — Всякий, кто слишком долго торчит у его анатомического стола, начинает воображать себя лекарем.

— Мне не нужно расчленять трупы, чтобы распознать кашель или, в данном случае, чтобы лучше изображать фигуры! — вспыхнул Сандро.

Леонардо хлопнул друга по плечу:

— Прости.

— Мадонна Симонетта ведь любовница братьев Медичи? — спросил вдруг Никколо, к удивлению Сандро и Леонардо.

— Она их друг, Никколо, — сказал Сандро.

— А говорят совсем иное, — возразил Никколо.

— Может, не стоит обсуждать такие вещи при мальчике? Никколо, похоже, черпает свои знания прямо из-под жернова мельницы сплетен.

— А чего ты ждал? — отозвался Леонардо. — Он ведь из учеников мессера Тосканелли. Куда и слетаются слухи, так в его студию.

— Клевета туда слетается.

— Порой это одно и то же. И само собой, Сандро, Симонетта их любовница. Но у нее, возможно, осталась толика любви и для тебя.

Сандро вспыхнул и зарычал.

— Вы можете говорить о чем угодно, — вместо извинения сказал Никколо. — Я не буду слушать.

И он ушел вперед, нагоняя Якопо Сальтарелли.