Тайная история Леонардо да Винчи

— Мы с Лоренцо и Джулиано собирались весело провести день. Они разбудили меня на рассвете, чтобы ехать в Карреджи, а по пути хотели вытащить из спальни Сандро, чтобы мне было с кем поговорить, покуда они будут обсуждать Платона с Иоаннесом Аргиропулосом и Марсилио Фичино. Но, приехав к Сандро, мы сразу поняли, что дело плохо. Мастерская его в совершенном запустении. Он завесил все окна так, что свет едва-едва проникает внутрь. Его мы нашли в постели. Он явно уже давно ничего не ел, от него остались лишь кожа да кости, и даже запах говорил нам, что он болен. — Она прижалась щекой к щеке Леонардо, и он почувствовал, как она дрожит. Потом Симонетта отодвинулась и продолжала: — Но его глаза… они горели, сверкали. Увидев меня, он отвернулся и пробормотал: «Слишком поздно. Я уже переспал с тобой». Говорил он вполне осмысленно.

— Что бы это значило? — спросил Леонардо.

— Боюсь, он отравил себя фантазиями обо мне. Я не нуждаюсь во враче, чтобы понять, что он болен любовью. Стоит поглядеть ему в глаза, и все становится ясно.

— Это, наверное, melancholia ilia heroica, — объявил, входя в комнату, Никколо. Вид у него был взволнованный, щеки горели: он явно подслушивал под дверью. — Меланхолическая лихорадка, вызываемая любовью. Она истощает и тело и дух. Маэстро Тосканелли учил меня таким вещам. Он разбирается и в медицине, и в магии.

— Никко, это дело личное, — резко сказал Леонардо.

— Но я тоже тревожусь за Сандро, — возразил Никколо. — И я могу помочь. Я читал «Целебную лилию». А ты?

— Ты дерзишь, — заметил Леонардо без малейшего гнева в голосе.

— Пожалуйста, позволь ему остаться, — сказала Симонетта, отодвигаясь от Леонардо.

Он поднялся и наполнил для нее бокал принесенным Никколо вином.

— Я умею хранить тайны, — серьезно сказал Никколо.

Симонетта на мгновение взяла Никколо за руку, а затем отошла к окну.

— Это я во всем виновата. Сандро влюблен в меня.

— Ты не можешь винить себя, мадонна, — возразил Леонардо.

— Я слышала, как он звал меня в ту ночь, когда мы сбежали с вечеринки у Нери, но поспешила уйти.

— Ты сделала это для его же пользы. Виноват я, потому что не виделся с ним целую неделю. Я мог не дать ему настолько заблудиться в фантазиях.

— Я должна была отдаться ему, — еле слышно, словно самой себе проговорила Симонетта. — Отдавалась же я другим… — Она помолчала и через минуту добавила: — Лоренцо велел привести в мастерскую Сандро своего врача. Он все еще там, ставит пиявки. Но даже врач предложил нам привести к Сандро колдуна.

Леонардо кивнул, хотя и не видел особой нужды в чарах колдунов.

— Лоренцо позаботился и об этом, — сказала Симонетта.

— Значит, Сандро под их присмотром…

— Да, и Лоренцо послал меня дождаться тебя.

— Но ведь Сандро наверняка хочет видеть тебя больше, чем всех остальных.

— Сказав мне, что я опоздала, он страдал всякий раз, когда я подходила к нему. Меня, кстати, выставили из комнаты, потому что он начинал метаться и беспокоиться в моем присутствии, то и дело пытался встать, дотянуться до меня. Врач боялся, что он причинит мне вред. Но он продолжал звать меня даже тогда, когда я вышла из комнаты, — как тогда, на вечеринке. Это кошмар, Леонардо. Но, признаться, мне стало спокойнее, когда Лоренцо попросил съездить за тобой.

— Ну еще бы, — сказал Леонардо.

— Тебе не надо возвращаться с нами в мастерскую Сандро, — сказал Никколо. — Это опасно.

— С чего бы это? — спросил Леонардо. — Ее защитят.

— Если Сандро отравлен собственными фантазиями о Симонетте, он попытается извлечь ее душу из ее глаз.

— Вполне возможно, что Симонетте не стоит возвращаться к Сандро, но это суеверная чушь.

— Мадонна, закрывал ли Сандро глаза, говоря с тобой?

— Почему ты… да, закрывал.

— А когда он был не в себе, глаза были открыты?

— Да, — сказала Симонетта. — Он смотрел так, будто хотел пожрать меня взглядом.

— И ты говорила, что он был в бешенстве и пытался вскочить с постели. Доктор Бернард из Гордона называет этот симптом «амбулаторной манией». Могу также предположить, что пульс у маэстро Сандро был неровным.

— Врач отметил, что да.

— Симптомами меланхолии являются нежелание есть, пить и спать, — сказал Никколо, не в силах сдержать юношеского тщеславного энтузиазма, — а также слабость всего тела, кроме глаз. Если маэстро Сандро не лечить, он сойдет с ума и умрет. Его великолепие был прав, призвав колдуна. Но, мадонна Симонетта, он закрывал глаза при виде вас, когда еще был в рассудке, чтобы не заразить вас своим «внутренним огнем».

— Никко, это…

— Пожалуйста, маэстро, позволь мне договорить. Я знаю, ты не веришь во внутреннее пламя или в огненные лучи, что исходят из глаз, но я просто вспоминаю то, что узнал от мастера Тосканелли. Можно мне продолжать?

Леонардо кивнул и сел рядом с Симонеттой — она взяла его за руку. Мальчик достоин уважения. В менее тяжелой ситуации напористость Никколо только порадовала бы Леонардо.

— Твой образ вошел в его глаза — и в сердце; он столь же реален, как его мысли, и стал частью его pneuma[33], самой его души. Образ, призрак, отражение тебя; но он отравлен и ядовит.

— Как можно помочь ему?