Тайная история Леонардо да Винчи

— Мы уже обсуждали это, — раздраженно сказал Пико. — Если бы он мог спасти тебя, он спас бы, но он Первый Гражданин, а не тиран. Что бы он ни думал, он не может поступать только так, как ему нравится.

— Ты прав, Пико, во всем прав, — сказал Леонардо. — Прости. Ты более чем добр ко мне.

— Я ничего не обещаю. Ты, кстати, все-таки можешь провести пару месяцев в тюрьме. Но не дольше того.

— Ты же сказал, что Лоренцо позаботится о моем освобождении.

— И он, и я. Но на это может понадобиться время.

Леонардо закрыл глаза и кивнул, словно решение суда было уже оглашено.

Леонардо стоял в зале собраний перед судьей с обрюзгшим лицом, который готовился огласить приговор. Снова взгляд отца жег ему затылок. Он крепко сжимал дрожащие руки, терпя издевки галереи.

Пико говорил в защиту Леонардо:

— Культ красоты мальчиков совершенно платонический… в лучшем смысле этого слова. Что он такое, как не восторг перед красотой товарищества и дружбы? Быть может, освобождение на поруки… Мы готовы внести две сотни флоринов.

На галерее раздались крики, свист, гогот: сумма была немаленькая.

Леонардо глубоко вздохнул. Будь что будет, подумал он, тюрьма так тюрьма. Воля его пошатнулась, мысли расплывались, и в долгие мгновения перед тем, как судья объявил его участь, Леонардо вспомнилась детская игра. Святой отец в Винчи учил его, как представить Христа во плоти, как видеть сквозь время, подобно монаху-картезианцу Лудольфу: «Ты должен продвигаться вперед с осторожным любопытством. Должен ощутить свой путь. Должен коснуться каждой раны Спасителя».

Леонардо насчитал тогда 662 раны.

Но Лудольф насчитал их 5490.

Леонардо снова считал раны Христа и чувствовал, как мучение волнами омывает его душу.

Глава 12 ОЛИВКОВАЯ ВЕТВЬ

Пришедшего в отчаяние делай поразившим себя ножом и руками разодравшим себе одежды; одна из его рук пусть разрывает рану; сделай его стоящим на ступнях, но ноги должны быть несколько согнуты; тело также нагнулось к земле, волосы вырваны и растрепаны.

Леонардо да Винчи

Глаз, называемый окном души…

Леонардо да Винчи

Могло ли все это быть дурным сном, лихорадочным кошмаром, фантазмом?

Хотя выкуп Лоренцо был принят судом и избавил Леонардо от тюрьмы, обвинение не было снято и унижение продолжалось. Это-то и было сутью Мирандолова «Искусства доносительства» — демоническое волшебство безнадежности, меланхолия. События потеряли привычную реалистичность, сделались предзнаменованиями, символами, наполнились тайным значением. Даже время вышло из равновесия: часы тянулись мучительно медленно, дни же исчезали мгновенно один за другим, словно камни, катящиеся в темную пропасть. Время и происходящее окружал ореол кошмара, и как ни бился и ни кричал Леонардо, стремясь проснуться, ему это никак не удавалось.

Неужели мир на самом деле изменился?

Неужели он на самом деле был арестован и обвинен?

Он сидел за столом в своей студии. В комнате было темно, если не считать водяной лампы, стоявшей на том же столе, — это изобретение Леонардо увеличивало смоченный в масле фитиль и излучало ровный яркий свет. До вечера было еще далеко, но день выдался хмурым и серым; в его сочащемся свете обычно светлая, полная воздуха студия казалась мрачной и душной.

Анатомические рисунки усеивали стол и пол, большая их часть была покрыта бурыми пятнами запекшейся крови. Везде были мензурки, чашки, принадлежности для анатомирования: стальные скальпели и вилки, хирургические ножи и крючки, трубочная глина и воск, пила для костей, долото. Были на столе и чернильница и ножик для очинки перьев.

Леонардо превратил студию в лабораторию, анатомический кабинет. Там же, на столе, на нескольких горелках кипел в наполовину полной миске вязкий раствор с яичными белками, и в этой массе кипятились глазные яблоки быков и свиней. Леонардо сегодня утром побывал на бойне, посмотрел, как помощник мясника валит хрипящее животное на залитый кровью пол, а мясник ударом ножа в сердце приканчивает его. Леонардо там знали и разрешали вынимать и уносить глазные яблоки.

Теперь они плясали в железной миске — то всплывали, то опять тонули, похожие на очищенные птичьи яйца, тугие, белые, ноздревато-губчатые.

Хотя руки Леонардо и были грязны, он сочинял письмо. Он писал на первом попавшемся под руку листке, рядом с заметками для создания камеры-обскуры и набросками частей глаза животных и птиц; писал быстро, зеркальным шрифтом, как все свои черновики. Он обратится с просьбой к Бернардо ди Симоне Кортигьяни, другу своего отца. Бернардо — глава гильдии ткачей, лицо важное, к тому же он всегда любил Леонардо и сочувствовал его положению.

Быть может, Пьеро да Винчи еще не успел настроить его против Леонардо.