Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды

Но некоторым показалось странным, что Аллегра находится под присмотром посторонних людей. Однажды мы сидели за завтраком с Ловласом и обсуждали наши планы на вечер, когда мне доложили о приходе Шелли. Я поднялся и радостно приветствовал его. Шелли ответил мне тем же, но сразу приступил к цели визита. Он объяснил мне, что его попросила приехать сюда Клер, потому что она беспокоится об Аллегре. Я попытался унять его тревоги. Мы поговорили об Аллегре, о ее здоровье, ее будущем. Шелли, казалось, успокоился, но я так настойчиво пытался убедить его, что он несколько удивился. Ловлас наблюдал за мной своими изумрудными глазами с легкой улыбкой на устах, и, когда я предложил Шелли остаться у меня на лето, Ловлас прыснул от смеха. Шелли повернулся и с враждебностью посмотрел на него. Он взглянул на завтрак Ловласа — кровавый бифштекс,— вздрогнул и отвернулся.

— В чем дело? — спросил Ловлас.— Вам не нравится вкус мяса? — Он ухмыльнулся в мою сторону.— Байрон не говорил, что вы вегетарианец!

Шелли в бешенстве уставился на него.

— Да, я вегетарианец,— сказал он.— Почему вы смеетесь? Потому что я не обжираюсь мертвой плотью? Потому что вид крови и сырого мяса вызывает во мне отвращение?

Ловлас еще громче расхохотался, но вдруг замер. Он не отрывал взгляда от бледного лица Шелли, обрамленного, как и у Ловласа, золотистыми кудрями, и мне показалось, что это жизнь и смерть отражают красоту друг друга. Ловлас задрожал, затем снова ухмыльнулся и повернулся ко мне.

— Милорд.

Он поклонился и вышел

— Кто он? — прошептал Шелли.— В нем есть что-то нечеловеческое.

Я заметил, что он дрожит, взял его за руку и попытался успокоить.

— Пойдем со мной.— Я указал на гондолу, покачивающуюся у ступеней дворца.— Нам о многом нужно поговорить.

Мы подплыли к песчаному берегу Лидо. Там я держал лошадей. Мы взобрались в седла и поехали вдоль дюн. Это было мрачное пустынное место, размытое приливами и отливами. Шелли повеселел

— Я люблю такие пустынные места,— произнес он,— где все кажется безграничным и твоя душа раскрывается вселенной.

Я взглянул на него.

— Ты все еще мечтаешь,— спросил я,— овладеть секретами предвидения и власти?

Шелли улыбнулся мне и пришпорил лошадь, а я помчался вслед за ним. Мы скакали по волнам, ветер бил освежающей струей нам в лица, и волны плескались о берег, наполняя наше одиночество восторгом. Вскоре мы замедлили галоп наших скакунов и возобновили беседу. Ощущение бесконечного счастья нахлынуло на нас. Мы все время смеялись, наш разговор был откровенным, увлекательным и остроумным. Только когда мы повернули лошадей к дому, разговор перешел на мрачные темы, словно попал в тень пурпурного облака, нависшего над нашими головами. Мы начали говорить о жизни и смерти, о свободе воли и судьбе; Шелли, как обычно, оптимистично смотрел на вещи, но я, который знал намного больше, чем мой друг мог себе представить, придерживался мрачного взгляда. Я вспомнил слова Агасфера.

— Правда может существовать,— сказал я,— но даже если это так, она не отобразима. Мы не можем взглянуть на нее.

Я посмотрел на Шелли.

— Даже те, кто проник в тайны смерти.

Какой-то отблеск промелькнул на его лице.

— Возможно, ты прав,— сказал он,— в том, что мы беспомощны перед нашим собственным неведением. И все же я верю, что Судьба, Время, Случай, Изменчивость существуют ради вечной Любви.

Я усмехнулся.

— Ты говоришь об утопии.

— Ты так уверен в этом?

Я остановил свою лошадь и пристально посмотрел на Шелли. Я знал, что мой взгляд стал холодным.

— Что ты можешь знать о вечности?

Шелли отвел взгляд. Но наша прогулка подошла к концу. Все еще не отвечая мне, он слез с седла и сел в гондолу. Я присоединился к нему. Мы плыли по лагуне. Вода, освещенная лучами заходящего солнца, казалась огненной, но белые башни и дворцы Венеции на фоне темного неба выглядели прекрасными и мертвыми призраками. Я знал, что мое лицо совершенно бледно. Мы проплывали мимо острова, на котором стоял дворец Марианны. Звонил колокол. Шелли взглянул на голые стены и задрожал, словно почувствовал исходящие от них отчаяние и боль.

— А есть ли настоящая вечность,— задумчиво спросил он,— что лежит за пределами смерти?

— Если и есть,— ответил я,— осмелился бы ты познать ее?

— Возможно.— Шелли замолчал и опустил пальцы в воду.— Но это так долго, что я не хотел бы терять душу ради этого.

— Душу? — Я рассмеялся.— Я думал, что ты язычник, Шелли. Что это за разговоры о потерянной душе? Ты говоришь как истинный христианин.

Шелли покачал головой.

— Я говорю о душе, которую я, ты и все мы разделяем с душой космоса. Я надеюсь...

Он взглянул на меня. Я насмешливо поднял брови. Пауза затянулась.

— Я бы решился,— произнес он наконец.— Да, я смог бы это сделать.