Под влиянием Фрэнсиса Бэкона люди начали рассматривать внутренний и внешний космос независимо друг от друга. Отсюда выросло понимание материального мира и закономерностей, по которым он работает, что в противном случае было бы невозможно. Через несколько десятилетий это понимание заключило весь мир в металлические объятия по мере того, как железные дороги и машины массового производства все больше изменяли окружающий ландшафт.
Самое замечательное в науке было то, что она работала. Она давала проверяемые, надежные результаты и приносила осязаемую пользу, изменяющую жизнь.
Контраст с религией не мог быть более разительным. Церковь больше не считалась надежным источником духовного опыта. Шотландский философ Дэвид Юм задал саркастический вопрос: почему чудеса всегда происходят только в другом месте и в другое время?
В результате физические объекты стали критерием реальности. Внутренний мир стал казаться лишь туманным отражением или тенью внешнего. В главном философском споре между идеализмом и материализмом первый одерживал верх с тех пор, как появилась философия. Как мы предполагаем, это происходило не потому, что большинство людей взвешивали аргументы обеих сторон, после чего переходили на сторону идеализма, а потому что они воспринимали мир с идеалистической точки зрения.
Теперь ситуация кардинально изменилась в пользу материализма.
В качестве переходной фигуры мы можем рассмотреть доктора Джонсона, автора первого английского словаря. Он был посещавшим церковь христианином, верил в существование призраков и однажды услышал, как его зовет мать с расстояния более ста миль. В то же время он был одним из поборников рационального мировоззрения, которое сегодня господствует в философии. Однажды, когда он прогуливался по Лондон-стрит, ему предложили опровергнуть идеализм епископа Беркли. Он пнул камень, лежавший у дороги, и сказал: «Я опроверг его!»