Тайная история Украины-Руси

Не было и не могло быть в VI веке никаких «украинских» племен, как сочинял на австрийские деньги Михаил Сергеевич.

За хорошее жалованье многое можно, конечно, понапридумывать. Да «брехней свет пройдешь, а назад не вернешься», — гласит украинская поговорка. Доктор Грушевский это хорошо понимал. Иногда даже начинал оговариваться, отрицая то, что измыслил страницей раньше. «Украинские племена, или точнее говоря — юго-восточные славянские племена, из которых образовался теперешний украинский народ, — уточняет он в «Иллюстрированной истории Украины» для русскоязычных читателей. Мол, не понимайте меня буквально — я же так, придуриваюсь только. Хорошо понимаю, что украинцам в VI веке взяться неоткуда! Тогда и Руси-то еще не было!

За что так ненавидел Грушевский варягов, отчего так люто отрицал северное скандинавское происхождение киевской династии Рюриковичей — другой вопрос. Тут, скорее всего, сказалась природная зависть. Аристократом, дворянином, хоть и писал так о своем происхождении в советских анкетах, Михаил Сергеевич себя не чувствовал. Дворянство его было новое, выслуженное отцом. Предки Грушевского по фамилии Груша — все, как на подбор, дьячки и паламари из-под Чигирина. В сельской иерархии эти должности считались несерьезными, «теплыми». Кровь этих паламарей и пересилит в будущем идеологе любое дворянство. Что такое кодекс дворянской чести, Грушевский вообще не понимал. Скорее, даже считал его опасной штукой — будешь придерживаться, того и гляди голову снесут.

Аристократов он недолюбливал, как и империю. А на строчке из летописи о пришествии варягов, сколотивших из разномастных «племен» первую славянскую супердержаву, империя-то и держалась! То, что русь IX–X веков именно как викингов описывает и «Повесть временных лет», и современники-арабы, и византийцы, Грушевского мало интересовало.

Подтвержденная фактами «варяжская история» вызывала у него что-то вроде детской истерики — не хочу верить — и все тут! Факты не вписываются в мои фантазии? Тем хуже для фактов! О типе таких людей, как Михаил Сергеевич, в тех же украинских селах грубо, но невероятно точно говорят: «Ти йому хоч сци межи очі, а він все — божа роса!»

Из-за этой-то божьей «росы», ударившей в голову, Грушевский и отбрасывает все, что ему не нравится. «Летописец рассказывал наугад, многого не зная, — бухтит он. — Трудно верить его уверениям, что имя русское было принесено в Киев варяжскими дружинами из Новгорода…» Но почему мы должны верить Грушевскому, а не летописцу? Михаил Сергеевич разве в IX веке жил? Разве он знает больше летописца? Ему что, из львовского кабинета в каком-то там 1900-м году виднее?

Да полноте, господа! Конечно же, нет!

В конце концов Бог с ними, с историческими теориями. Лучше всего человека характеризуют не отвлеченные мудрствования, а поступки. Послушаешь иного оригинала — проповедует невесть что, чуть ли не людоедство. А на самом деле — добрейшая душа. По глазам видно. Сам своих идей боится. И придумал «теорийку» исключительно из страха — чтобы окружающие «людоеды» не набросились. А другой всю жизнь продает вегетарианские идейки, а дома тайком человечинку кушает — в переносном смысле, естественно.

Всю жизнь Грушевский мечтал стать памятником. Или хотя бы бронзовым бюстом. Мирская слава виделась ему в образе своих бесчисленных бородатых истуканов, растыканных по всей Украине. Отчасти этот план удалось осуществить.

Задолго до Первой мировой войны, в 1904 году, группа подхалимов, всегда окружавших профессора-фантаста, предложила установить во Львовском научном обществе им. Шевченко «погруддя» Грушевского — в ознаменование десятилетия научной деятельности «корифея» в Галичине. «Корифей» был еще относительно молод. Ему только исполнилось тридцать восемь лет. Но к тому времени он уже так «забронзовел», что с радостью согласился стать бюстом.

Возможно, он с удовольствием превратился бы еще и в пароход. Но, увы, во Львове это физически невозможно. Даже сейчас. Тот, кто бывал в этом городе и видел львовскую речку Полтву, загнанную в канализацию, знает: увековечиться в виде плавающего средства в старинной столице Галичины — мало радости.

А бронзовый истукан Грушевского с соответствующими церемониями все-таки установили — прямо на месте работы его живого прототипа. До 1914 года «корифей» ходил на службу мимо своего металлического двойника. Что он при этом чувствовал, сложно сказать. Наверное, что-нибудь очень приятное. Но в 1914 году неожиданно грянула Первая мировая война. Львов взяла русская армия. И бронзовая игрушка великовозрастного ребенка с дипломом доктора наук исчезла в неизвестном направлении. Казаки ли ее сдали в металлолом, зарыли ли как священную реликвию сами «грушевьянцы», спасая от «орд диких москалей», — история умалчивает. Остался только гипсовый макет, хранящийся до сих пор во львовском Национальном музее под инвентарным номером 34713.