Тайная история Владимира Набокова

Свой следующий роман Набоков начал писать под аккомпанемент репортажей о тюрьмах, ссылках, принудительном труде, лагерях и казнях в России и Германии. «Дару» суждено было стать книгой в книге – историей вымышленного русского эмигранта, который являет миру свой талант, работая над биографией реального писателя-демократа Николая Чернышевского. Легенда русского либерализма, Чернышевский уже больше ста лет вдохновлял борцов за свободу, равенство и братство. На него равнялся не только Ленин, но и эсеры, опубликовавшие в Париже столько набоковских произведений. Если в «Отчаянии» Набоков лишь намекал на существование концентрационных лагерей Первой мировой, то в «Даре» намеревался перейти к описанию одного из известнейших мест лишения свободы в досоветской России.

Писатель потратил больше года на изучение биографии Чернышевского, притом что основные вехи его легендарной жизни были хорошо известны. Арестованный в 1862 году за незаконную политическую деятельность, Чернышевский был брошен в Петропавловскую крепость, где написал «Что делать?» – роман, ставший своего рода образцом для революционеров-идеалистов вплоть до самой Октябрьской революции. Проведя год в петербургской тюрьме и пережив гражданскую казнь, Чернышевский был сослан в Забайкалье, на Нерчинскую каторгу, а последние годы доживал изгнанником в Вилюйске и Астрахани.

Набоков, не желая пересказывать известные факты, акцентировал внимание на деталях, забытых публикой. Он проследил невероятный путь рукописи знаменитого романа Чернышевского: врач, состоявший при Петропавловской крепости, тайком вынес ее из тюрьмы, потом она выпала из саней на снег, но была найдена чиновником, который не услышал тихого голоса Набокова, безнадежно кричащего из будущего: «Уничтожь!»

Набоков извлек из Чернышевского-легенды Чернышевского-человека – показал его веснушки, близорукость, неудавшиеся попытки написать после «Что делать?» что-нибудь стоящее. Он видел в своем герое не всесокрушающую силу революции, а жертву истории, «полураздавленного каторгой старика», который доживал последние десятилетия так, что «не мог себя упрекнуть ни в какой плотской мысли». Словно иронизируя над надуманным «железным» Рахметовым, который спал на гвоздях, чтобы подготовиться к тяготам ареста и тюрьмы, Набоков сосредоточился на изъянах и слабостях реального человека, попавшего в заключение. Чтобы побороть отчаяние и беспомощность, Чернышевский пишет жене дивные, полные заботы о ее здоровье письма. А по ночам, по донесениям тюремщиков, он «то поет, то танцует, то плачет навзрыд».

Странное соединение насмешки и нежности, «Дар» стал очередным набоковским творением, в котором герой, ни против кого не поднимавший оружия, оказался раздавлен тюрьмой и ссылкой. Когда над миром нависла угроза новых лагерей, Набоков углубился в историю, чтобы изучить корни этого зла.

4

Если творчество требовало от Набокова погружения в прошлое, то насущные дела возвращали к настоящему. В феврале, после поездки Иосифа Гессена в Прагу, выяснилось, что Елена Ивановна серьезно больна. Владимир буквально разрывался: помощь нужна была не только матери. В Праге также жила Евгения Гофельд и обе уже замужние сестры Набокова. У Ольги недавно родился сын Ростислав, первый внук В. Д. Набокова.

Вскоре после переезда матери в Прагу Владимир пообещал забрать ее в Берлин, но теперь, десять лет спустя, был как никогда далек от выполнения своего обещания. Они с Верой решили покинуть Германию – отъезд становился неизбежным, и это грозило дополнительно увеличить расстояние между ними и Еленой Ивановной. Прошлым летом Набоков подумывал о преподавании в каком-нибудь швейцарском университете, что решило бы сразу несколько проблем, но предложений не поступало.

И все же, несмотря на болезнь матери, сгущающийся нацистский кошмар и нехватку денег (которых было то больше, то меньше, но всегда недостаточно), та весна щедро одарила Владимира: 10 мая 1934 года в одной из частных клиник Берлина на свет появился здоровый мальчик. Из клиники счастливый отец возвращался в пять утра. Шагая по улице, наполовину залитой солнцем, наполовину скрытой в тени, мимо витрин с украшенными цветами портретами Гитлера и Гинденбурга, он чувствовал, как сердце наполняется новой любовью – и новыми тревогами.

Вере удавалось скрывать беременность до последнего – возможно, в силу вынужденной скудости рациона, – так что некоторые из друзей, услышав о рождении ребенка, решили, будто их разыгрывают. Сына назвали Дмитрием.