Тайная книга Данте

Джованни ничего не оставалось, как признать, что аббат прав: мечты о единой Италии и мирной Европе навсегда останутся мечтами. Ведь даже Равенна сейчас на пороге войны, ее притесняют Венеция и Римини, те же венецианцы при участии веронцев уже нападали на Падую, в каждом итальянском городе проживают десятки беженцев из других городов: черные гвельфы, бежавшие из Пистойи, оказавшись в Болонье, встречаются с белыми гвельфами, которых изгнали из Флоренции. Джованни подумал, что если в Европе и воцарится мир, то их поколению вряд ли суждено застать это чудесное время, что, впрочем, вовсе не означает, что Данте должен был отказаться от подобной мечты. Он не стал делиться с собеседником подобными размышлениями.

— До меня дошли слухи, — заметил он, — что в вашем аббатстве случилось большое горе: один из послушников скончался при загадочных обстоятельствах.

— Возможно, он что-то съел, у него всегда были проблемы с желудком, — поспешил ответить дон Бинато. — Этот парень любил поесть, я не раз попрекал его за грех чревоугодия. Очень надеюсь, что перед смертью он успел покаяться, мир праху его. — Сказав так, он перекрестился.

— Вам не приходило в голову, что его могли отравить?

Дон Бинато бросил на Джованни суровый взгляд и промолчал. Затем он быстро перевел разговор на другую тему.

— Сын мой, не хотите ли исповедаться? Наверняка у вас тоже есть грехи, и сейчас очень подходящий момент, чтобы очиститься.

— Все дело в том, что мне уже пора. Я хотел бы покинуть монастырь до вечера.

— В таком случае не смею вас задерживать, — ответил дон Бинато и протянул Джованни руку для поцелуя, как если бы уже был настоятелем.

Все эти догадки и сомнения относительно смерти послушника его порядком утомили. Если кто-то и хотел отравить Данте, а по ошибке отравил послушника, ему до этого не было никакого дела. Тем временем на протянутую руку уселся большой комар. Джованни наклонился и поцеловал руку будущего аббата. Самоуверенный монах резко повернулся и быстро зашагал прочь, недовольно бормоча про себя, что напрасно потерял время. Послушника не вернешь, да и Данте тоже… Если они скончались — на то была воля Божия, так тому и быть. И нечего людям мешаться в Промысел Божий.

Джованни остался стоять, неприятно пораженный тем, как резко оборвал дон Бинато столь важный разговор. Ему вспомнилась фреска, изображающая апостола Петра и его попытки ходить по воде. «Апостолы всего лишь такие же люди, — подумал он, — напрасно мы ждем от монахов святости и подвижничества». Он прихлопнул комара, который уже примеривался, как бы его укусить, и невольно обратил внимание на то, что комар летел, странно наклонив тельце. И тут он вспомнил, что пора отправляться в путь.

VIII

Джованни прибыл в Равенну на следующий день к полудню и сразу отправился к Бернару, который остановился в монастыре Святого Теодоро. Он нашел его в паломнической келье, Бернар сидел за столом и внимательно изучал текст Комедии. Джованни поведал ему о том, что удалось узнать. Нужно было ехать в Болонью и разыскивать тех двоих, что выдавали себя за францисканцев.

— По мне, будет лучше, если мы останется здесь и попробуем отыскать последние песни поэмы. Самое важное — это узнать, где находится сокровище тамплиеров, ведь если кто-то обнаружит его раньше, чем мы, оно может быть в опасности. Те, кто убил поэта, искали именно его.

— Если это преступление действительно связано с тамплиерами, возможно, найдя наемных убийц, мы сможем…

— Я не сомневаюсь, что смерть Данте связана с тайной тамплиеров, которая была ему известна. Кто-то хотел заткнуть ему рот, — отрезал Бернар.

— И это значит…

— Это значит, что вы поедете один, а я остаюсь, чтобы завершить здесь дела.

Джованни пытался настаивать, но Бернар никак не соглашался и тоже хотел убедить товарища остаться в Равенне, чтобы разыскать последние песни поэмы, поскольку был уверен, что Данте являлся тайным членом ордена рыцарей Храма.

— Когда я впервые прочел поэму, она поразила меня в самое сердце, — сказал Бернар. — Я почувствовал, как мои надежды оживают, как я снова возрождаюсь к жизни. Я словно вновь стал двадцатилетним юнцом, во мне проснулось то, что я считал безвозвратно погибшим. Этой книге суждено спасти весь христианский мир, это и есть крестовый поход, и сила его слова такова, что может помочь всей Европе. Когда-то мы защищали каменные стены на маленьком клочке земли посреди пустыни и даже не подозревали, что основное место борьбы находится здесь, в старой Европе, что насквозь пропитана ложью и алчностью. Сначала я этого не понимал, но как только прочел первую песнь Ада, то почувствовал, что со страниц Комедии рвется в мир огромная энергия, словно сам Господь диктовал Данте эти строки.