Тогда она с яростью швырнула в него другой камень.
Джованни этого не ожидал: булыжник попал ему прямо в лоб. Он рухнул на землю, чуть было не потеряв сознание.
III
«Ууууу… Ууууу…» — завывал Цербер всю ночь напролет, и ему вторили души умерших… Несколько часов Бернар потратил на то, чтобы выбраться из пещеры оракула. В конце концов ему это удалось. Там, внизу, в лабиринте, он спал тяжело и беспокойно, его неотступно преследовали видения. Когда он оказался на поверхности, на улице было светло и очень холодно. Солнце в этих краях вставало поздно. В пещерах диких, потайных, крутилось у него в голове… Туман над равниной рассеивался. Бернар смотрел то вверх, то по сторонам: вид простирался до самых одиссеевых лугов, и елисейские поля выглядели именно так, как обрисовал их Спирос. Болотистое озеро, над которым никогда не пролетали птицы, и высокое течение Ахеронта были по правую руку от него. Он шел вдоль берега Коцита, направляясь к старому мосту.
Бернар резко обернулся, словно хотел застать врасплох ускользающие видения. И тут он увидел фигуру человека. Почему-то раньше он его не заметил. Это был пастух. Он сидел на камне, на краю дороги. И глаза у него были светло-голубые, почти прозрачные, как море у берегов Корфу. Бернар почувствовал в воздухе какой-то незнакомый запах. Он как ни в чем не бывало подошел к пастуху и спросил у него дорогу. Ведь именно так поступали древние, когда встречали божество: они просто делали вид, что понятия не имеют, кто перед ними. С богами лучше не шутить. Пастуху было на вид лет двадцать. Насчет дороги он повторил Бернару то, что тот и так уже слышал от своего проводника.
— Странные эти места, — произнес Бернар, чтобы завязать разговор, — встретишь вот так кого-то и не знаешь, человек ли то или всего лишь тень из подземного царства…
— Да ладно, это не так уж сложно понять: люди, в отличие от душ и богов, отбрасывают тени.
Бернар заметил, что пастух не отбрасывает тени, но это было вполне нормально в полдень, да еще при таком пасмурном небе. Ведь он и сам не отбрасывал никакой тени. О чем и сказал, но пастух в ответ лишь равнодушно пожал плечами. Живые, мертвые — не все ли равно?
— Тебе предстоит еще полных два дня дороги, — подытожил пастух, — советую найти мула в соседней деревне и одолжить тележку. Раз ты с лопатой, то, верно, намерен что-то откопать, и если ты искатель сокровищ, полагаю, на обратном пути тебе придется нелегко…
Как он догадался? И почему обращался к нему на «ты», если он всего лишь простой пастух, по сути еще мальчишка? Или все же он неведомое голубоглазое божество? Бернару показалось, что его собственная жизнь — лишь малая часть огромного Божественного замысла. Какая роль предназначена ему в этом непостижимом сплетении нитей?
«Быть может, ты нужен лишь для того, чтобы уничтожить последние следы и навсегда попрощаться с тем временем, когда боги еще являлись человеку», — послышалось Бернару. Но пастух даже рта не раскрыл. Бернар поблагодарил его и продолжил свой путь.
Прежде чем проводить Джованни в уже знакомую гостиницу, Бруно наложил повязку.
— Пережди немного, — посоветовал он, — а потом приходи, да купи подарок подороже… Тем временем я попробую поговорить с ней, расскажу, как ты страдал, когда она внезапно исчезла. Не бойся: между вами есть чувства, и они очень сильны. После многочисленных испытаний, что выпали на вашу долю за эти годы, теперь, вот увидишь, все образуется, я в этом совершенно уверен!