Ти-Том не осмелился позвать Марику из опасения обнаружить себя. Подобрав горсть камешков на дорожке, змеившейся до самого входа, он стал бросать их один за другим в ее окно на втором этаже.
Залаяла собака; за стеклом появилась Марика – осунувшаяся, со следами побоев на лице. Заметив Ти-Тома, она лишь печально улыбнулась ему, отчего он встревожился еще больше. Потом девочка приложила указательный палец к губам и исчезла на несколько секунд.
Когда Ти-Том снова увидел ее, она торопливо бросила в окно скомканную записку. Томас побежал ловить порхавший клочок бумаги. Потом спрятался под тополем, чтобы ее прочитать.
«Я больше не могу с тобой видеться, родители запрещают. Надеюсь, ты понимаешь. Мне в самом деле очень жаль».
Лицо Ти-Тома изменилось. Он еще раз взглянул на окно. Там уже никого не было. Марика ушла.
Он подождал еще несколько минут, надеясь на другой знак и более подробные объяснения, но Марика больше не появилась.
Тогда он залез на дерево, чтобы попытаться заглянуть в комнату, но сук под ним с треском обломился.
Собака залилась лаем еще пуще. Ти-Том даже не успел соскочить с дерева, как дверь распахнулась и на пороге появился человек с перекошенным от гнева лицом. Это был господин Рифеншталь. Он заорал, перекрывая собачий лай:
– Убирайся отсюда, паршивый крысеныш! Как ты посмел ко мне залезть? И не вздумай приближаться к моей дочери! Понял?
Бургомистр выхватил из кармана мобильный телефон и позвонил в полицию:
– Тут бродяга! Залез ко мне… Осмелился проникнуть в
Томас уже улепетывал сломя голову. Нырнул под ограду и снова оказался на улице.
Ледяной ветер хлестнул его по лицу. Он поднял воротник куртки и втянул голову в плечи.
Маленький беспризорник чувствовал себя в Браунау совершенно потерянным. Какое-то время он блуждал по улицам, думая о Марике, ее родителях, об их необъяснимой ненависти к нему.
Вот тогда-то Ти-Том и заметил на повороте большой улицы крупную фигуру человека, вышедшего из здания, на которое он раньше никогда не обращал внимания и чей фасад был украшен большими эмблемами.
Их цвета немного оживляли унылую улицу. Незнакомец, одетый в серый плащ, издалека заметил приближение Ти-Тома и нарочно встал посреди тротуара, чтобы тот не смог его миновать.
Он был высок и очень красив. У него была улыбка архангела, и такая внешность в этом враждебном городе с первого же взгляда показалась Ти-Тому располагающей.
Дав Томасу подойти поближе, человек мягко обратился к нему:
– Здравствуй, мой мальчик.
Тот почувствовал доверие к нему и остановился.
– Здравствуйте, – ответил он, все же держась на некотором расстоянии.
– Ты ведь Томас, верно?
Ти-Том насторожился. Откуда незнакомец знает, как его зовут?
– А вы кто? – спросил Ти-Том.
В глазах незнакомца вспыхнула искорка. Он опознал маленького дикаря. И стал приближаться, осторожно, чтобы не спугнуть, продолжая говорить успокаивающим тоном:
– Я Герман Бёзер, но ты можешь звать меня просто Германом, если хочешь.
Бёзер был уже совсем близко. Вдруг мальчик ощутил исходящую от него жестокость. И отступил на шаг.
Тот попытался его схватить:
– Ну же, малыш, не бойся, я не хочу тебя обидеть, – пообещал он.
Но интуиция Ти-Тома резко обострилась. Почувствовав настоящую угрозу, он отскочил, успев сказать:
– Извините, но мне некогда разговаривать. Я должен идти.
И пустился наутек.
Тогда красавчик скривился, показав свое истинное лицо, в котором было что-то порочное. Но проворства ему не хватило, он лишь успел заметить, как Ти-Том стремительно исчезает в лабиринте улочек старого городка.
Герман Бёзер присоединился к своему подчиненному, стоявшему на другой стороне улицы. Офицер Фукс ждал его, прислонившись к стене, и видел всю сцену.
– Чего тебе понадобилось от мальчишки? – спросил он.
– Это беспризорник. Ворует у коммерсантов, нарушает общественный порядок. Бургомистр непременно хочет с этим покончить.
– Покончить? Да брось, это же всего лишь сирота, он ведь никому ничего плохого не делает…
– Опять за свое, Фукс?!
Но Фукс был не из пугливых:
– Ты теперь за детей взялся?
– Ладно, пошли в участок, Фукс. Я тебя предупредил: ты или со мной, или против меня. Потом не жалуйся.
Они направились к городскому отделению полиции. Фукс внутренне кипел. Он уже давно сопротивлялся Бёзеру, но, с тех пор как тот завязал солидные отношения с местными политическими деятелями, и особенно с Рифеншталем, чувствовал, что его начальник становится недосягаем для критики. Кроме того, ходили ужасные слухи о его садистском характере. Фукса это тревожило.
Первое время сослуживцы в участке посмеивались между собой над экстремистскими наклонностями Бёзера. И прозвали его Архангелом, намекая на его смазливую внешность, а заодно и на Люцифера, падшего ангела, поскольку за этим точеным лицом таилась необычайно злобная натура, которую иногда выдавали его поступки.