– Как ты можешь понять, ребенка я носила недолго. Так часто случается, малышка Элайза, но от этого оно не менее ужасно. Надеюсь, тебе не придется такое пережить. – Она подтянула ноги к телу и скрестила руки, словно защищаясь от того, что нужно было сказать дальше. – Это случилось глубокой ночью. Фредерик собирался на неделю уехать из города, чтобы навестить родных, так что мы весь вечер провели вместе. Он приготовил нам ужин, помог починить несколько полок, прочел мне стихотворение, которое написал… идеальный вечер, по крайней мере, так я думала. Ушел он от меня после долгого поцелуя, пообещав вернуться через неделю.
Нелла передернулась и на мгновение умолкла.
– Через несколько часов начались схватки, и я потеряла ребенка. Никакими словами не опишешь эту боль. После мне было нужно одно: утешение в объятиях Фредерика. Мучаясь в постели, я ждала, когда кончится неделя, давила в себе горе до его возвращения, чтобы он помог мне справиться с этим бременем. Но он не пришел – ни через две недели, ни через три. Я начала подозревать ужасное, было очень странно, что ночь, когда я заболела, – ночь, когда потерла нашу девочку, – была последней, когда он показался у меня.
Фредерику были знакомы многие полки и шкафы в моей лавке. Как я и сказала, многие благие средства могут быть смертельными в больших количествах. Я проверила несколько флаконов по журналу, и, к моему ужасу, оказалось, что запасы материнской травы у меня меньше указанных. Фредерик знал о ее свойствах, поскольку я отпускала ее его сестре, Риссе. Тогда я поняла, что он использовал против меня мои собственные настойки. Против нашего ребенка. Мы провели столько времени вместе, что было вполне возможно, что он как-то ее замаскировал и обманом заставил меня принять ее за ужином. Шли дни, и я все больше уверялась, что материнская трава – предназначенная для того, чтобы избавлять от меланхолии и дарить радость душе молодой матери, – отняла у меня ребенка, прямо из утробы.
Пока Нелла говорила, горло у меня сжалось и стало горячим. Я хотела спросить, как Фредерику удалось ее обмануть – как он сумел порыться в ее вещах, незаметно капнуть снадобье ей в еду или питье, – но я не хотела обращать это против нее, не хотела, чтобы ей становилось еще хуже, чем сейчас.
– А потом, малышка Элайза, в мою дверь наконец постучали. И кто, как ты думаешь, пришел меня повидать?
– Фредерик, – сказала я, подаваясь вперед.
– Нет. Его сестра, Рисса. Вот только… она была ему не сестрой. Она без колебаний сообщила мне, что она его жена.
Я потрясла головой, словно воспоминания Неллы разворачивались прямо сейчас, у меня перед глазами.
– К-как она узнала, где вас найти? – заикаясь, спросила я.
– Она знала о лавке моей матери, аптеке для женщин. Это она прислала Фредерика ко мне, когда ей была так нужна материнская трава. Еще она знала, что у него есть, так сказать, склонность не пропускать ни одной юбки. Она попросила меня открыть ей правду. Прошло всего четыре недели с тех пор, как я потеряла ребенка. Я все еще кровоточила, и сердце у меня все еще болело, так что я все ей открыла. После она сказала мне, что я не первая его любовница, а потом начала задавать вопросы о бутылках и отварах у меня на полках. Я рассказала ей то, что сказала тебе, – что в больших количествах почти любое средство смертельно, – и к моему изумлению, Рисса попросила nux vomica, который можно в очень малых дозах использовать для лечения лихорадки и даже чумы. Но это, конечно, крысиный яд. Тот самый, что убил твоего хозяина.
Нелла развела руками.
– Когда она попросила, я колебалась лишь мгновение, а потом отпустила ей смертельную дозу, не взяв с нее денег, и дала совет, как лучше всего скрыть вкус. Точно так же, как Фредерик подсунул яд мне, я научила Риссу, как сделать то же самое. Так, дитя, все и началось. С Риссы. С Фредерика.
После того как Рисса ушла, меня словно отпустило. Месть – сама по себе лекарство. – Она слегка закашлялась. – Фредерика не стало на следующий день. Я прочитала об этом в газетах. Доктора объявили причиной сердечный приступ.
Кашель Неллы стал громче и превратился в настоящий приступ. Она несколько минут хрипло дышала, схватившись за живот. В конце концов склонилась вперед, задыхаясь.
– Моя мать, мое дитя, мой любовник. Так и пошло – как крохотная течь, сперва медленная и тихая, по городу стали распространяться слухи. В какой-то момент мне стали оставлять письма, и пришлось построить в лавке стену, чтобы избежать чужих глаз. У меня не хватило духу закрыть лавку, наследие моей матери, как бы я его ни осквернила.
Она похлопала по сену рядом с собой.