Тайная любовь княгини

Следующее послание от государыни Елены Васильевны Андрей Иванович получил через неделю. У ворот дворца остановился нарядный возок, и из него, откинув с ног полу завернувшегося красного кафтана, вышел московский служка лет двадцати. В руках он держал чугунок, спрятанный под белые холщовые рушники.

– Отверни, Андрей Иванович, – попросил отрок с поклоном.

Старицкий князь потянул за краешек тряпицы и произнес:

– А чугунок-то у тебя не остыл, так и полыхает жаром.

– Всю дорогу тулупами укрывали, – похвастался служивый. – В нем кулич пшеничный, государыня тебе пожаловала.

– Дай взглянуть, какой сдобой Елена Васильевна меня побаловать решила. – Андрей сумел скрыть свое удивление за любезной улыбкой. Тонко дзинькнула крышка, и князь увидел белый кулич. – Хорош! Эй, девка, – окликнул он пробегавшую через двор простушку лет пятнадцати. – Забери этот подарок у вестового, да смотри, чтобы не обронила, а то розог отведаешь.

– Как же можно, батюшка, – отозвалась дивчина, взяв теплый чугунок, и важно, словно гусыня на сносях, затопала к лестнице.

Князь проследил за тем, как девка отерла о порог приставшую к лаптям грязь, а потом спросил:

– Чего же государыня от меня взамен желает?

– Велит она тебе быть при московском дворе. Немедленно.

– Неужно подле нее советников мало? Один Иван Овчина-Оболенский всей Боярской Думы стоит, – хмыкнул невесело Андрей Иванович, и уголок его рта растянулся в кривую улыбку. – Ну да, впрочем, ладно, не с тобой об этом рассуждать. Скажешь государыне, что кулич ее я принял с поклоном, как и должно быть, а в Москву езжать не собираюсь… Хворь меня одолела. Хожу едва… Так и передай!

– Передам, Андрей Иванович.

– Возьми вот от меня рубль… Знаю, что государыня своих холопов жалованьем не обижает, но дармовой прибавок тоже лишним не бывает.

– Премного благодарен, батюшка, – радостно отозвался отрок и крепкой пятерней сграбастал княжеский подарок.

– А теперь ступай в дом, отведай моего борща.

Назойливое приглашение государыни пугало Андрея. Кто знает, что его ждет за московскими стенами? Заломают за спину руки да сведут в темные подвалы, а там и сгинешь безвинно заедино с тюремными сидельцами. Куда лучше поживать в Старице за высоким бором, который стоит на московской дороге, словно частокол перед неприятельской дружиной.

Спровадив гонца, Андрей Иванович зажил прежней жизнью и под настроение как мог поносил великую княгиню и ее полюбовника, что стало одним из многих развлечений, которыми он тешил себя вдали от столицы. Вдобавок он повелел на утренней службе вместо имени русской госпожи выкрикивать худое: «Бес ее попутал!» И не слишком разборчивая старицкая паства беспрестанно отвешивала на хулу поклоны, как будто дьякон пел привычное: «Аминь!»

Андрей Иванович догадывался, что его брань доходит до ушей великой московской княгини. Он даже представлял, как лицо ее вытягивается в негодовании, но лишать себя удовольствия позлословить по поводу зазорной любви государыни не желал.

Как ни далека Старица от стольного города Москвы, а понимал Андрей Иванович, что не отсидеться ему за бревенчатыми стенами древнего детинца и у Елены Васильевны Глинской хватит сил, чтобы выдернуть охальника-князя из его вотчины, как репку из рыхлой грядки. А потому князь Андрей Иванович держался начеку и на московской дороге выставил заставы, которые следили за всякими передвижениями.

Елена Васильевна, однако, старалась взять лестью. Она писала о том, что на его попечение оставил покойный Василий Иванович свою супружницу и сына, советовал на его плечо опереться в трудную годину и что не сыскать малолетнему государю более надежного сотоварища, чем родной дядька. А когда увещевания великой княгини ни к чему не привели, Елена Васильевна отправила в старицкий удел боярина Александра Михайловича Шуйского.

Шуйский, памятуя о назидании государыни, вошел во двор смущенным просителем. Едва ли не за версту снял с себя шапку и, ударившись в ноги князю большим поклоном, молвил правду:

– Господин Андрей Иванович, не велено мне без тебя возвращаться… Так и сказала Елена Васильевна: ежели один в Москву явишься, то оттаскаю тебя за волосья, как холопа нерадивого. Вот ты и скажи, Андрей Иванович, что мне делать после такого наказа?

Старицкий князь, глянув на оплешивевшую голову боярина, молвил с хрипотцой, преодолевая недавнюю простуду:

– Да что у тебя рвать-то, боярин? Череп-то полысел совсем, волосьев-то не осталось. Борода у тебя густа, вот за нее я бы тебя потаскал! Больным я сказался, что еще надобно от меня государыне? Не помирать же мне в дороге!

– Не верит государыня в твою хворь, – распрямился Шуйский, – потому и Феофила со мной снарядила. Лекарь, поди сюды! Посмотри старицкого князя, так ли он плох, как показаться хочет.

Скривился Андрей Иванович, будто крапива его обожгла.

– Ах, вот что удумала государыня! Узнаю породу Глинских – дай им волю, так они всех Рюриковичей повыведут. – Князя совсем не заботило, что каждое его слово, оброненное даже ненароком, будет бережно подобрано и занесено в самые уши московской государыни.