Тайная любовь княгини

– Как скажешь, господин. Но уж больно баба крепка – не успела мужа схоронить, а уже в возке с Овчиной разъезжает. А ежели дядьку ее родного вспомнить, Михаила Глинского? Так тот и вовсе живота решился. Хотел бы я знать, не по указу ли самой государыни Михаил Львович богу душу отдал?

Нахмурился старицкий князь, а чело надвое резанула кривая глубокая морщина.

– Больно ты разговорчив стал, Егор, беды бы не накликал.

– Ты меня, князь, прости непутевого, а только я хочу предупредить тебя, как бы худого из этого не вышло. Вот явимся мы ко дворцу, а Елена Васильевна повелит нас под стражу взять.

– Раскаркался каргой! Ежели еще слово скажешь, выпороть повелю! – пригрозил сурово Андрей Иванович.

Так и прошел молчком князь до государевых палат.

Еще совсем недавно он заходил к Василию Ивановичу когда хотел: смело распахивал двери, отстранял рукой караульничих, стоящих у порога, и проходил в великокняжеские палаты. Сейчас у ворот его встречала угрюмая стража, а десятник неласково вопрошал:

– По какому делу к государыне?

Три месяца едва минуло, как помер московский государь Василий, а дворцовая стража уже не помнила в лицо старицкого князя.

– С каких это пор удельным князьям во дворец ступать не велено? – Гнев алыми пятнами выступил на щеках Андрея Ивановича.

– Пропустите князя, молодцы, – услышал он негромкий приказ и, обернувшись на голос, увидел новую забаву московской государыни – Ивана Овчину.

Конюший стоял высоко на лестнице, ухватившись могучими руками за кожаный пояс, и поглядывал на князя и рынд с великой значительностью, будто государь, взирающий на провинившихся холопов.

Ожидалось, что после смерти Василия Ивановича рядом с великой княгиней будет находиться Михаил Глинский или братья ее покойного мужа. Даже Шуйские слабостью Елены рассчитывали укрепить свое боярство и заполучить в Думе еще три места на лавках. Но и самые прозорливые из вельмож не могли предположить, что конюший стряхнет с сапог налипший навоз и смело шагнет в кремлевскую Опочивальню, тяжелым плечиком отстранит вереницу из крепких боярских родов и будет править Московским государством так же верно, как великий князь Василий.

Расступилась покорно стража, и Андрей Иванович, едва не цепляясь кафтаном за бердыши караульщиков, заспешил к лестнице.

– Если бы не твои хлопоты, Иван Федорович, так вытолкала бы меня стража с родного двора, – угрюмо обронил князь старицкий, проходя мимо конюшего.

Усмехнулся Овчина-Оболенский, уловив в словах князем нечто большее, чем обычную любезность.

Елену Глинскую Андрей застал в обществе многих девок. Здесь же находился малолетний государь. На великой княгине был опашень[54] из золотной добротной ткани, и князь не без мужского волнения представил, какое иное богатство скрывается под дорогой одеждой.

– С чем пожаловал, Андрей Иванович? – ласково вопрошала государыня.

На груди у нее князь разглядел крупную пуговицу с перламутровым ободком и, стараясь не поднимать взгляда выше ворота, произнес:

– В удел мне свой надобно ехать, Елена Васильевна. Явился, чтобы разрешение твое милостивое спросить.

Малолетний государь играл с девками в салки и яростно трепал их за платья, когда удавалось изловить иную боярышню.

Елена Васильевна с минуту наблюдала за проказами сына, потом без печали произнесла:

– Езжай, князь, коли охота. – И дланью поправила сползавшие со стула кружева.

Андрей вдруг узнал платье, что надето на государыне, – именно такой опашень носила их матушка. Почивший великий князь желал, чтобы толика святости перепала и прегрешной супруге, и подарил его Елене.

– Только одна просьба у меня к тебе имеется, матушка.

– Какая же? Говори.

Государь Иван Васильевич с визгом поймал очередную боярышню и свирепо тискал ее.

– Отдай мне в удел город Дмитров.

– Вот как! – искренне подивилась великая княгиня. – Или ты позабыл, что Дмитров – это город Юрия Ивановича. А может быть, ты считаешь, что если дмитровский князь под замком, так ему и вотчина не нужна?

Андрей опустил взгляд ниже: с подола, прямо на пол, сбегал ряд крупных серебряных пуговиц. Старицкий князь насчитал их одиннадцать.

– Государыня, ежели не желаешь Дмитров отдать, дай мне Верею, преумножь мою вотчину, век тебе буду верным слугою.

И тут великая государыня приподняла руку и показала ошеломленному князю Андрею препротивный кукиш.

– Не дам, Андрей Иванович. Даже если бы Дмитров был свободным городом… забрала бы его в казну. А теперь ступай… Постой! В память о покойном брате получишь иноходцев в седлах, шубы с его плеча да кубки, из которых он любил пивать.

– Спасибо, матушка, – низко поклонился потрясенный удельный князь.

Уже за дверью Андрей Иванович услышал, как Елена Васильевна вопрошала у малолетнего самодержца:

– Что должен делать государь-батюшка с изменниками?

– Наказывать, матушка, – со знанием дела пропищал Иван Васильевич.

– И как же ты их будешь наказывать, государь?

– Вот так! Вот так!

Послышались частые шлепки, и Андрей Иванович представил себе, как державный младенец что есть духу колотит по пухлому заду девку, на свой грех подвернувшуюся под его горячую государеву руку.