Старицкий князь редко жил в мире со своим средним братом, и когда того, по велению государыни и приговору бояр, упрятали в темницу, младшему даже не икнулось. Елене Васильевне передали, что Андрей Иванович перекрестился и молвил просто:
– Видно, такова господня воля.
Подошел Троицын день – самое время, чтобы явиться покаянным к престолу русской государыни, пасть ей в ноженьки и просить великие милостыни.
Троицын праздник славен еще и тем, что даже неприятели пожимают друг другу руки и с легкостью забывают о давней вражде, а родичам после ссоры грех не покумоваться.
День удался ясным. Солнце брызгало через лоскуты облаков и будило задремавшую землю.
В березовые рощи собирались девицы, где водили хоровод, кумились и по древним приметам пытались выведать предстоящее замужество. Без внимания не остались и деревья, стоящие на перекрестках дорог, – наряжали их девки в ленты и венки.
Глянул утром Андрей Иванович через окно терема и увидел, что береза у самых ворот стоит завитая, а длинными разноцветными лентами играет ветер.
Князь посчитал это хорошей приметой. Потянулся, поскоблил пятерней отлежалый бок и позвал рынду:
– Захар!
– Слушаю, батюшка! Чего прикажешь?
– Вот что тебе скажу – хватит мне без дела маяться. К государыне сегодня поеду. Пусть конюхи черных жеребцов запрягают, да чтобы попона на них нарядная была, без единого пятнышка, золотыми нитями вышита и жемчугом унизана.
– Как скажешь, князь, – ответствовал рында и, громко споткнувшись у порога, оставил князя в одиночестве, почесывающим тугой живот.
Дорога до дворца московских государей занимала не более получаса, но Андрей Иванович подготовился к ней так, будто отправлялся в дальний поход. Он выехал в окружении дюжины рынд, каждый из которых был одет в охабень, атласные сапоги с замысловатым витым узором, а в руках держал большой топор.
Сам князь старицкий облачился в парадные доспехи: на голове золотой шлем с дорогими каменьями и жемчугом, броня из серебра, а поверх нее зерцало из четырех позолоченных пластин. В руках Андрей держал шестопер.
Под стать всадникам были кони: дорогая сбруя, седла из золотой парчи, узда убрана шелковой бахромой, и все до единого вороной масти.
У самых ворот в Кремль князя остановил караул:
– Ты кто таков? Почему при оружии во дворец едешь?
– Али ты не видишь, что князь старицкий перед тобой, – тронул поводья Андрей Иванович, и конь грудью оттеснил ретивого караульничего.
– А ты меня, князь, не жми. Это тебе не твой двор, чтобы служивых людей копытами топтать. Али не ведаешь о приказе великой государыни, чтобы всякий входящий во дворец спешился и снимал шапку перед ее милостью. – И отрок ухватил лошадь за уздцы.
– А ты, видать, служивый, безнадежно глуп, ежели думаешь, что я всякий входящий, – начинал терять терпение старицкий князь. – Пошел прочь! Дай проехать!
– Караул! – неожиданно громко завизжал детина. – Заряжай пищали! Ежели князь старицкий надумает въехать на московский двор конно и при оружии, палить в него из пищалей, не мешкая.
Андрей Иванович глянул в серые глаза молодца и понял, что тот скорее упадет бездыханным на его пути, чем пропустит в распахнутые ворота.
– Ладно… посчитаюсь я еще с тобой, – погрозил шестопером князь. – Эй, рынды, слезай с коней, пешими идем. Что стоишь, давай лестницу подставляй, с коня сойти желаю.
– Не твой я холоп, чтобы лестницу тебе под ноги ставить, – дерзко отозвался отрок.
– Языкастые нынче караульничие, не было такого при Василии Ивановиче. Видно, розги давно не получал. – Князь сошел с коня на битый булыжник. – Пойдемте за мной, рынды! Неласково нас встречают государские служки.
– Постой, Андрей Иванович, – заставил обернуться старицкого князя караульничий.
– Чего хотел, холоп? Ежели извинения просить, так не приму.
Усмехнулся тот и строго молвил:
– Али не слышал, что я сказал? Шапку долой, когда в московский двор входишь. Или, может, хочешь, чтобы мои молодцы с твоей головы ее сами сорвали?
Стиснул зубы Андрей Иванович, сдерживая проклятия, а потом распорядился:
– Снимайте шапки, рынды. Эй, стряпчие, возьмите у меня шелом с шестопером и, ежели надумают подойти поганцы, рубите их топорами!
Троицын день шагнул и в Кремлевский двор. У боярских домов березы были украшены яркими лоскутами, ветви заплетены в ленточки.
Вспомнив ушедшую юность, Андрей Иванович ненадолго позабыл свою обиду. Так же, как и нынешняя молодежь, он свято верил березовым венкам, вплетенным накануне Троицы. Ежели усохнут сплетенные ветки, значит, скоро ждать дивчине сватов, а там и свадьбе не задержаться. Ежели ветки зеленеют по-прежнему, выходит, быть девице без мужа.
С любопытством разглядывая кремлевские березы, Андрей увидел множество увядших венков и подумал, что в этом году свадеб будет как никогда много.
– А ежели не примет нас государыня? – вернул князя к действительности голос любимого рынды Егорки.
Сошла с губ Андрея Ивановича улыбка, и он отвечал:
– Не посмеет обидеть меня государыня в Троицын день.