Тайная любовь княгини

– Большой срок. Как одет-то был твой сынок? – Старик пошуровал кочергой в печи.

– Золоченый кафтан на нем, сапожки расписные, на шее бармы.

– Постой, постой, старица, кто же твой сынок будет? Не каждый из отроков золоченый кафтан имеет и бармы княжеские носит.

Старик припомнил, что три дня назад через посады проезжал возок в сопровождении дюжины пищальников. Сани были богатые, обшитые мехом и бархатом, и посадским оставалось только гадать, какой знатный муж упрятался в них. И когда дверь отворилась, в сопровождении сухощавого дядьки на талый снег сошел малец лет четырех.

Монахиня пододвинулась поближе к печи, лицо ее от жара размякло, а на щеках выступили большие румяны.

– Соломонида Юрьевна Сабурова я… великая княгиня.

– Вон оно что! – ахнул от изумления старик, едва не выронив кочергу. – Ты уж меня прости, что не так ласково принял. Разве можно узреть в обычной монахине великую княгиню. Видел я твоего сына, государыня, одет был так, как ты говоришь. А рядом с ним дядька худой.

– Шигона-Поджогин, – простонала старица. – Куда бы я ни шла, всюду он за мной. Даже сына моего из монастыря выкрал.

– Стало быть, правду говорят в народе, что ты не пустопорожняя. Выходит, этот малец – наследник Василия. Теперь понятно, почему он помешал. Елена Глинская свое чадо на московском столе видеть желает. А я-то еще думал, откуда в наших дальних краях такой возок? Вот оно в чем, оказывается, дело.

– Куда же они поехали, говори, – ухватила за дряблую ладонь старика великая княгиня.

– В сторону богадельни, матушка.

– Пойду я.

– Не обогрелась еще. Посидела бы малость.

– Нет!

– Ночь на дворе, а богадельня – не самое лучшее место. Разные там людишки собираются: убивцы, юродивые.

– Не держи ты меня, старик. Пойду я.

Стряхнула с себя монашескую покорность великая княгиня, и старик уже более не сомневался в том, что перед ним былая государыня.

– Ох, господи, худое разное произойти может, да разве тебя, такую непокорную, удержать? Ступай, божья душа.

Соломония поднялась.

– Спасибо тебе за приют, старик. – И, поклонившись, вышла за порог.

Холод усиливался. Великая княгиня старалась не думать о стуже и шла прямо на богадельню, которая ютилась на самом пригорке и манила всякого путника мерцанием лампадки.

Богадельня у Троицкой слободы была местом известным. Она создана для сирых и убогих при государе Иване Васильевиче. Поначалу так оно и шло – многочисленные комнаты заполняли калеки и юродивые, но понемногу сирых стали вытеснять нищие, и совсем скоро здесь можно было приметить и укрывающегося от караульничих татя, и разбойника с рваными ноздрями.

Богадельня встречала государыню лихостью, какая бывает только в корчмах. Песни гремели за версту, громыхали бубны, раздавался молодецкий посвист. Перекрестилась великая княгиня и ступила на порог обители.

– Мать честная, да к нам в гости монахиня пожаловала. Ты, старица, не туда пришла, здесь не монастырь, а богадельня, – послышался из глубины комнаты задорный и хмельной голос. – А ежели хочешь, чтобы тебя пощекотали, так это мы мигом.

Согнулась Соломония в поклоне, будто бы спряталась от удара, и произнесла размеренно-долго:

– Здравствуйте, господа хорошие, простите меня за мое убожество. Не прогневайтесь, Христа ради, на бедную монашенку, что помешала вашему покою и делу.

В ответ раздался громовый хохот.

– Горазда ты, мать, смешить. Чай мы не бояре, чтобы в Думе заседать, так что дел у нас не больше, чем у тебя во время сбора милостыни, – отозвался все тот же задорный детина.

Соломония распрямилась и в полумраке избы разглядела около двух десятков мужчин в сильно поношенной одежде. На некоторых из них сорочки были настолько ветхи, что, казалось, могут рассыпаться от нечаянного дуновения. Черные, с заросшими лицами, своим обликом они напоминали зверей, только что выбравшихся из берлоги.

– Давно к нам бабы не жаловали, – шагнул из темноты навстречу великой княгине здоровенный молодец лет тридцати. – О! А ты хороша, – бесстыдно заглянул он в самое лико Соломонии. – Лицо румяно, и свежесть не растеряна. Видать, молишься ты много и грешить у тебя времени не хватает. Ты посмотри, старица, на эти образины. У каждого из них на душе не менее трех сгубленных душ, вот оттого и покарал их господь. У кого зубы поотнимал, кому ноздри вырвал, а я без пальцев хожу, потому и зовусь Беспалым.

– Знаешь ли ты, куда пришла, девица? – приблизился к Соломонии старик, обросший беспорядочными клочьями седых волос, и великая княгиня почувствовала острый смрад, исходивший от его одежды.

– Куда же?

– К его величеству Беспалому, царю всех нищих. Господин наш! – обратился безобразный старик к молодцу, который возвышался над всей остальной братией на целую голову. – Нам бы сначала проверить надобно – достойна она тебя или нет. Может, у нее костей больше, чем у сонливой плотвы.