– Полицейские, – со знанием дела поправила ее Лидуся, хрупкая, изящная, одетая в воздушное летнее платье подружка. – Сейчас же их называют полицией.
– Да это ясно. Я о другом. О том, что все эти полицейские – несчастные люди. Вот представь себе, что ты – жена полицейского или следователя. Приготовишь ужин, сидишь, ждешь мужа, смотришь в окно, а его все нет и нет. Ты звонишь ему, а он рычит тебе в трубку, мол, занят я, не мешай… Что у него труп или что-нибудь еще… И так каждый день. И ты начинаешь думать, что ты вообще для него никто, что у него на первом месте работа. Ты начинаешь обижаться, и когда он все-таки приходит, а уже ночь и ему осталось только поесть и сразу же лечь, то тебе в голову лезут тараканы… Ты уже не можешь встретить его улыбкой, ты дуешься, начинаешь швырять ему тарелки…
– Да я все понимаю. Но меня и такой муж бы устроил, главное, чтобы был. И тарелками я бы в него не швырялась. Я постаралась бы его понять.
– Ну-ну, – вздохнула счастливая мать семейства. – Так вот, я не рассказала тебе самого главного. Ну, ты уже поняла, что убили Сашу Сырова, моего соседа. Но вот скажи мне на милость, зачем вообще убивать такого тихого и скромного парня?! Он беден, как церковная мышь, это я точно знаю. Сколько раз выручала его, когда ему позарез нужны были деньги на какую-нибудь деталь для компьютера. Личной жизни практически никакой… Я в том плане, что это точно не убийство из-за ревности. Кому он мог помешать?
– Знаешь, я много читаю детективов, и вот что я тебе скажу. Обычно, когда складывается такая ситуация и следствие заходит в тупик именно по той причине, что убит человек, который ну никому не мог перейти дорогу, то есть как бы нет мотива, развязка всегда одинакова – этот тихий, скромный и как бы никому не мешающий человек на самом деле просто в один непрекрасный для него момент оказался не в том месте и не в то время.
– Свидетель?!
– Вот именно. Шел себе твой Сыров по улице, никого не трогал, а в это время кто-то кого-то убивал или кого-то сбил на машине, а Сыров увидел и, возможно, запомнил номер машины. Или вообще в машине сидел кто-то знакомый, а потому Сыров точно мог быть ему опасен, этому преступнику…
– Ясно, – перебила ее Татьяна, не очень-то привыкшая вникать в подробности происходящего, когда дело не касалось ее лично. К тому же, в отличие от Лиды, Татьяна вообще мало читала и в последнее время увлеклась компьютерными играми – все свободное время, тщательно скрывая эту свою манию, проводила за компьютером. – Клубнику хочешь?
– Своя?
– Нет, я уничтожила всю свою клубнику на даче. Надоело, знаешь! Оставила только малину и укроп. Мой посеял газонную траву, мы купили газонокосилку и теперь ездим на дачу только отдыхать. Хватит уже, напахались… Не хочу, чтобы у моих детей, как и у меня в детстве, было отвращение к даче…
В это время Татьяна оказалась возле окна, где на подоконнике стояла миска со вчерашней подвяленной темно-красной клубникой. Она взяла миску в руки и хотела было уже отойти от окна, как что-то привлекло ее внимание. Она задержалась, затем и вовсе схватила бинокль, которым пользовалась довольно часто, если ее интересовало нечто происходящее на улице или в окнах противоположного дома, и навела его вниз, на двор.
– Увидела чего? – поинтересовалась Лида, которая тоже встала и подошла к окну.
– Тсс… – прошептала Татьяна, словно ее могли услышать снизу. – Смотри, видишь девушку? Она приближается к подъезду… Это
– Кто она?
–
Татьяна метнулась в прихожую и вернулась оттуда сияющая.
– Позвонить-то я ему сейчас позвоню, но как задержать эту девицу? Алло? – Она напряглась, даже спину выпрямила, подобралась вся, выставив грудь вперед, обращаясь к невидимому собеседнику – следователю Левину. – Игорь Борисович, это Татьяна, соседка покойного Саши Сырова. Узнали меня? Здравствуйте! Я чего звоню-то? Сейчас к нам на лифте поднимается та девушка, о которой я вам говорила. Художница! Я ее в бинокль увидела, это точно она, вошла в наш подъезд. Если хотите, я ее разговорю, задержу… Хорошо, все поняла. Жду, Игорь Борисович!
Она выключила телефон, улыбнулась подруге, внимательно и с какой-то даже завистью наблюдавшей за ней (в ее-то тихой и блеклой жизни никаких событий в последние пять-десять лет вообще не наблюдалось), и произнесла с чувством:
– Сказал, что летит! Что надеется на меня! Вот такие дела. Ну, ладно, Лидуся, ты тут посиди, подожди меня, если получится, я затащу эту девицу к себе, ну, под предлогом, что мне нужно сказать ей что-то важное, понимаешь? Заодно и ты ее увидишь. Поговорим, задержим… А уж если будет порываться уйти, я найду что ей сказать… Все, слышишь? Двери лифта открылись…