– А я не хочу, чтобы ты все исправлял, Леша. Потому что я никогда не забуду того, что ты сделал.
Он стоял над ней, но, казалось, это она над ним возвышалась. Холодная, отстраненная, безразличная…
– Я же люблю тебя, – с мукой вытолкнул наружу слова, которые боялся произнести вслух, словно это признание давало ей еще одно оружие против него.
Она усмехнулась. В этой кривой улыбке притаилась едва заметная горечь…
– Очень странная у тебя любовь, ты не находишь, Леша? Спать с другой женщиной, тратить на нее деньги… Кстати, ту квартиру, где она живет, ты ей купил или арендовал?
– Она в аренде.
– Недешевое удовольствие в том районе, да ведь? И неужели ты думаешь, что я не нашла бы, как потратить те деньги, что ты в нее вбухивал, на себя и детей?
– А кроме денег тебя еще что-то интересует? – не выдержал он. – Например, я сам? Мои чувства?
– А мои? – парировала она в ответ. – Тебе не хватало внимания и ласки – я могу это понять, поверь. Я другого не понимаю, дорогой мой Львеночек – почему ты не мог просто сказать мне об этом? Почему не сделал ничего ради того, чтобы разгрузить меня – нанять няню, помощницу, подключить свою мать? Ты же знал – мне неоткуда больше ждать помощи и поддержки. Неужели ты не понимал, что то, что у нас не хватает сил друг на друга – прямое следствие того, что я просто не выдерживаю нагрузки?
Кира поднялась – спокойная, грациозная, неприступная…
– Ты считал, что я не додаю тебе любви. Но любовь была во всем, что я делала. В том, что вставала рано утром, чтобы приготовить тебе завтрак, хотя накануне допоздна занималась домашними делами. В том, что никогда и ни в чем тебя не нагружала – попросту жалела, пытаясь дать тебе отдохнуть… В том, в конце концов, что родила тебе троих детей, которые бесконечно требуют внимания и заботы! Я тебя не долюбила? Очень жаль, Леша, потому что я отдала тебе и детям все, что только могла. И больше мне дать попросту нечего.
Ее боль, крывшаяся в каждом произнесенном слове, перетекала в него самого, множа и без того раздиравшие душу тяжелые чувства…
Но он все равно потянулся к ней. Потянулся, как к единственному источнику света. Как к маяку, сверкавшему в непроглядной тьме…
– Прости меня, – взмолился, порывисто сжав ее окаменевшие плечи. – Прости. Ты права – я должен был просто с тобой поговорить. Но мне казалось тогда это чем-то постыдным и унизительным – ревновать тебя к собственным детям, а именно это я и делал. И, знаешь… я просто не привык просить, Кирюша. Я привык быть центром вселенной, привык, что меня всегда окружали любовью и вниманием…
Она молчала. Он – упрямо продолжал…
– Я пошел самым простым, самым грязным путем. Но поверь… я теперь понимаю, как непросто жилось тебе…
– Прекрасно, – пожала она плечами. – Раз ты все понял, я надеюсь, что ты поведешь себя, как порядочный человек. И что дело не дойдет до грязного дележа имущества и прочих малоприятных разборок. Я надеюсь, что ты хотя бы достойно уйдешь.
Каждое ее слово – как смертельный выстрел. И с каждым разом становилось все труднее дышать, словно легкие превратились в кусок свинца…
– Но я не хочу уходить, – возразил из последних сил. – Я хочу быть с вами…
Легким движением плеч Кира стряхнула с себя его руки, точно это была пыль.
– Я уже сказала – с детьми налаживай теперь контакт сам. А ко мне, будь добр, больше никогда не прикасайся.
Вынеся этот приговор, она пошла на выход, обернувшись на пороге…
– И, пожалуйста, не приезжай сюда и не беспокой детей ближайшие несколько дней. Им и так досталось.
Договорив, словно отрезав, она вышла из квартиры, оставляя его один на один все с той же пустотой…
Глава 20
Его шаги нагнали меня уже на площадке.
Это было странное чувство: внутри сплелись ожидание того, что он еще собирался сказать и абсолютное нежелание слушать что бы то ни было.
Нежелание позволять снова залезть мне в душу тому, кто в нее уже, не задумываясь, смачно плюнул.
Леша опередил меня на несколько шагов, встал на первой ступеньке лестницы, раскинув руки в разные стороны в таком жесте, словно собирался меня обнять, и не позволяя тем самым пройти дальше. Он не протянул руки навстречу, не дотронулся до меня и пальцем, но эти глаза…
В них читалось куда больше того, что способно сказать физическое прикосновение.
Я взглянула на него выжидающе, давая понять всем своим видом, что у меня нет времени на эти игры в гляделки и молчанки.
– Не уходи… вот так, – сипло произнес он, словно эти слова отнимали у него остатки сил. – Пожалуйста.
– Недостаточно красиво вышла за порог? – парировала насмешливо.
Он проигнорировал мою иронию. Твердо стоя на своем, добавил:
– Не вычеркивай меня. Так, словно между нами ничего и никогда не было. Словно мы не прожили вместе пятнадцать лет… Кира, прошу… не выкидывай меня из своей жизни, точно мусор. Это больно…
Я взметнула вверх брови, едва сдерживая желание рассмеяться ему прямо в лицо – громко и горько.
– Тебе? – переспросила с нажимом. – Это тебе тут больно? Это тебя предали и променяли? Мусор, Львеночек, это то, во что ты сам превратил наш брак и всю нашу жизнь.
Он зажмурился – от стыда ли, от боли ли.