– Слушай, я не собираюсь оправдывать его перед тобой, пытаться тебя убедить в чем-то – это исключительно ваше дело. Я просто… Присядь-ка.
Я поставила рядом два стула, села сама и приглашающе похлопала по соседнему сиденью. Кир в ответ выразительно закатил глаза, выказывая этим свое недовольство, но в конце концов все же приземлился рядом.
– Можно, я поделюсь с тобой кое-чем? – спросила, ощущая, как губ касается невольная улыбка.
– Как будто если я скажу «нет», тебя это остановит, – вздохнул он в ответ.
– Ты прав. Но не волнуйся – я не собираюсь лезть тебе в душу. Всего лишь хочу немного… приоткрыть свою.
И так оно и было на самом деле. От одной мысли о том, о чем собиралась рассказать, внутри начинало болезненно пульсировать. Словно собственными руками раздирала рану, которая едва-едва начала было затягиваться.
– Мне было двадцать с небольшим, когда я узнала, что жду тебя, – начала говорить, погружаясь мыслями в прошлое – так тяжело, словно с камнем на дно шла. – Для нас с папой это было полной неожиданностью. Но он сразу сказал – будем рожать! Безо всяких сомнений, без попыток уйти от ответственности…
Кир слушал молча. Он старательно делал скучающий вид, но вся его поза буквально кричала о том, как напряженно он вслушивается в каждое мое слово.
– Ты этого совсем не помнишь, но когда он возвращался домой, то в первую очередь бежал к тебе, а ты – к нему. Помню, один раз мы отвели тебя к бабушке Ане на вечер, но вскоре ты так раскричался, что она позвонила папе и он тут же помчался за тобой. Даже не думая.
Я вытаскивала из себя воспоминания, ощущая, как трещит по швам броня, в которую успела себя заковать, чтобы выстоять. Но сейчас, когда перебирала прошлое, как листы старого фотоальбома, не могла не ощущать горечи от того, чем все в итоге обернулось. От того, что любовь, в которую так верила, треснула и разлетелась на осколки.
– А однажды… – продолжила, ощущая, как в горле встает ком, – папа отпустил меня погулять с тетей Ксю. А когда я вернулась домой… ты лежал на диване и папа с гордостью сообщил мне, что поменял тебе пеленки. А я очень долго смеялась, потому что ты лежал с выпученными глазами, замотанный по рукам и ногам – будто маленькая гусеница. Папе казалось, что так для тебя безопаснее…
Кирилл сидел, уперев взгляд в пол, явно не желая, чтобы я видела выражение его глаз. Чтобы видела в них уязвимость.
Я молча придвинулась к сыну, притянула к себе, обняла…
– Вы с ним сами решите, как быть дальше, – произнесла вновь после паузы. – Я хотела лишь, чтобы ты знал – он тебя любил и хотел. Даже несмотря на то, что потом все чаще стал пропадать на работе, все меньше бывать рядом… но кто знает, Кир, может, это тоже был его способ любить?.. Вы ведь никогда и ни в чем не нуждались и в этом – его заслуга.
Голова сына как-то сама собой опустилась на мое плечо – недолгий миг слабости, который он себе позволил.
Но вот он выпрямился, резко тряхнул головой, тихо прочистил горло и безапелляционно заявил:
– Ладно, хватит соплей этих уже, мам. Так тебе помощь нужна или нет?
Я улыбнулась тому, как он старался снова казаться сильным и непробиваемым.
– Не нужна, – ответила спокойно. – И, думаю, младшие тоже справятся сами с мультиками и планшетом. Так что, когда поужинаем, можешь сходить к друзьям, погулять…
Он задумался – но лишь на секунду. А после пожал плечами и решительно отсек:
– Да нет. Не хочу.
– Ну, как хочешь, – постановила я. – Тогда иди, занимайся своими делами.
И он ушел. А я, вновь затолкав поглубже разворошенные воспоминаниями чувства, тоже принялась за дело.
Но привкус горького сожаления все равно остался на губах, напоминая о том, к чему возврата больше не было.
Глава 32
Поздним вечером того же дня, когда дети уже были уложены по постелям, я устроилась с ноутбуком на кухне.
Передо мной стояла непростая задача: поиск работы.
И все многократно усложнялось тем, что у меня не было ровным счетом никакого опыта. Казалось, я годы напролет делала так много всего – для других, но не для себя. И так и не нашла возможности реализоваться ни в какой иной роли, кроме матери и жены.
Конечно, я прежде помогала мужу разрабатывать стратегию для дел, которые он вел. Это была такая отдушина: переключиться на что-то другое, помимо детей и дома. Это было настоящее спасение для разума, прекрасная тренировка для поплывшего, едва ли не атрофировавшегося мозга…
И еще – это было то, что объединяло нас с Лешей. Я с теплом вспоминала времена, когда мы, отправив детей спать, вдвоем запирались на кухне, садились за стол с чашками чая, ручками и записными книжками и могли часами заниматься делом: обсуждать, решать, обмениваться мыслями…
Это были моменты близости. Очень важные моменты.
Но потом Леша решил, что сможет справляться сам и я ему больше не нужна. Видимо, к таким же выводам он пришел и в тот момент, когда завел себе молодую игрушку…