Тайная любовь моего мужа

– Дело твое, – заметила бесстрастно.

Он сжал мои руки, почти причиняя боль, будто пытался таким образом привести меня в чувство.

– Пожалуйста, Кирюш… кричи, оскорбляй, ненавидь, только не говори так безразлично, так равнодушно…

Я аккуратно, но твердо выпростала свои руки из его захвата.

– Мне жаль, Леша. Но это – все, что у меня к тебе осталось.

Он побледнел. Так сильно, так отчаянно, словно только теперь осознал то, что я говорила ему уже давно – все и в самом деле кончено.

Я смотрела, как дрожат его руки. Как дрожь перекидывается на все тело, как он пытается сказать хоть слово и – не может…

Но вот его рот все же приоткрылся, надрывно и сдавленно он произнес…

– У нас же дети… Кира, подумай о них…

Я неверяще покачала головой, горько усмехнулась…

– А ты о них думал, когда всех нас предавал?

И снова – он отчаянно замотал головой, точно не желал ни слышать моих слов, ни верить им. Точно пытался вытряхнуть каждое из них из головы…

– Я не хочу, чтобы кто-то другой воспитывал моих детей, – буквально взмолился он. – Не хочу видеться с ними только по выходным и думать о том, что другой мужчина общается с ними каждый день… видит чаще, чем я…

– Все в твоих руках, – пожала я плечами. – Ты по-прежнему можешь забирать их из школы, гулять с ними и водить куда угодно. Я тебе этого никогда не запрещала. И точно так же ты можешь встретить другую женщину, завести роман… теперь уже свободно.

Он вздрогнул, словно сама эта мысль была для него дикой, невозможной.

Я отвернулась к окну, оставляя его наедине с его эмоциями.

Как странно… вот мы двое – на этой кухне. Совсем, как раньше. В те времена, когда эти часы за кухонным столом были только нашими. Когда он рассказывал мне обо всем, что было с ним за день…

Нас двое на этой кухне, как и раньше. Но теперь мы – порознь. А между нами – измена, которую ни простить, ни стереть, ни отменить.

Грудь прожгло мучительное чувство – сожаление. Сожаление о том, что все закончено, что ничего не вернуть назад. Но сожалеть – это уже не любить. И не стоило хвататься за призраков прошлого, когда можно было строить… будущее.

И впервые за все это время после измены я видела его достаточно ясно. Видела, что смогу быть счастлива – без него. Пусть даже одна.

Перед глазами вновь всплыл образ Кости. Но я понимала – еще слишком рано начинать что-то новое. И мне не нужно мужское плечо, чтобы вновь почувствовать себя счастливой.

– Мы, наверно, оба с тобой виноваты, – заговорила неторопливо после долгого молчания. – Я тоже – не святая безгрешность и в чем-то могла поступать иначе. Но неизменным остается другое и это – главное. Я не стану спасать брак только ради детей – никому из нас лучше от этого не станет. А других причин сохранить семью у меня больше нет. Ты уж прости, Леша… И знай – я очень благодарна за все, что было. И за все, что ты сделал, когда был нужен.

Он приблизился почти бесшумно. Лишь его отражение в темной глади окна просигнализировало о том, что он совсем рядом.

Склонив голову, он коснулся губами моих волос. Легкий, ненавязчивый поцелуй…

Последний.

Прощальный.

Глава 52

Старший сын нагнал его уже на лестничной клетке, когда Леша со всеми попрощался и вышел за дверь.

Он обернулся на торопливые шаги позади себя, вопросительно взглянул в глаза, вонзавшиеся в него, как два кинжала…

Больно. Так бесконечно больно…

От всего. От того, что Кира – больше не его. От того, что больше не будет рядом со своими детьми постоянно – то, чего он раньше совсем не ценил, даже напротив – тяготился…

От того, что семья, которую должен был беречь, по его собственной вине превратилась в руины.

И от этого обвиняющего, жалящего взгляда, полного даже не ненависти – презрения.

Кирилл заговорил первым.

– Не думал, что ты можешь упасть еще ниже, но ты пробил дно… папаша, – выплюнул он с отвращением. – Значит, теперь у тебя что? Новая семья, новый ребенок?

Леша понимал: сыну больно. И он всей душой хотел бы забрать эту боль себе, но вместо этого сам являлся ее причиной.

– Я не собираюсь жить с этой женщиной, – ответил негромко, но твердо. – И ребенка этого, если она его родит, воспитывать тоже не собираюсь. Никого у меня нет дороже, чем вы. И не будет.

Сын смотрел на него: долго, выжидающе. Леша понял, что он нуждается в каких-то его словах, может, обещаниях…

Он не знал, что именно сказать. Просто сбросил с себя все – мешающие откровенности оковы, страх быть отвергнутым… и, обнажая душу, проговорил:

– Я, конечно, не был идеальным отцом. И мне жаль, что единственный пример, который я тебе подал – это то, как не нужно поступать, как не следует жить. Но это тоже… наука, хоть и горькая. И я надеюсь, что ты никогда не будешь таким, как я. И я сделаю все, чтобы однажды ты с гордостью снова назвал меня своим папой. Даже если на это потребуется целая жизнь.

Кирилл молчал. Но в глазах его, впервые за все последнее время, медленно таял лед.

Леша сделал шаг вперед, и, подавив легкое сопротивление, обнял сына.

– Я люблю тебя, – произнес сдавленно ему на ухо. – Каким бы дерьмовым отцом я ни был, помни главное – я люблю тебя.