Тайная любовь моя

И меня вдруг осенило – а ведь подобный обман практикуется повсюду! Ведь и в церкви люди поклоняются тому, чего нет на самом деле. Почему? Кто так усердно колдует, чтобы в сознание верующих вселились призраки, далекие от реальной жизни? Ведь кто из живущих видел Рай, Ад, или на худой конец Ангелов? Только сумасшедшие, или те, кто, как и мои ребята, способны увидеть мнимый полет деда Анчутки.

А Коммунизм? Не такой ли это призрак, который внедряют в сознание людей, создавая меж тем концлагеря для тех, кто видит истину и не поддается колдовской идее мнимого полета в светлое будущее?

А есть ли оно – это светлое будущее – у человека, в душе которого нет Бога, размышлял я в свои тринадцать. Будущее такого человека лишь одно – мрак, пустота, могила. И как жить, реально представляя себе только такое будущее?

Разведка убоем

– Ну, отец, ты как на парад собираешься. Зачем тебе все это на дежурстве? – спросила мама, обнаружив, что тот уже отгладил парадный мундир и теперь доставал из коробочек и прикреплял к нему свои военные награды.

– Приказ, – коротко ответил батя, прокалывая шилом мундир для ордена “Красной Звезды”.

– Ты что делаешь?! Прекрати немедленно! – возмутилась мама, увидев, что отец не только проколол насквозь новую вещь, но еще и пытался грубо разворотить отверстие под толстый винт ордена.

– Ну что ты так кричишь, детуня. Как же я иначе ордена прикреплю, – спокойным тоном пояснил отец, продолжая портить еще неношеный мундир.

– Хватит с тебя медалей! Повесил бы колодки и все. Кто там их считать будет. Ладно, этот повесь, а под другой не вздумай сверлить. Давай сюда, – подхватила мама коробочку с орденом.

– Да что за черт! – возмутился, наконец, отец, – Мне эти награды кровью достались. Эту повесь, ту не вешай, – бросил он с досадой мундир и закурил папиросу.

– Ну, вторую звездочку тебе после войны дали. За выслугу лет. Вот ее и не вешай, – предложила компромисс “детуня”, как звал маму отец, когда на нее не злился.

– За выслугу?! – неожиданно взорвался батя, – Что ты знаешь о моей выслуге?  Сколько товарищей-фронтовиков полегло после войны за эту выслугу. А она, за выслугу, – скрылся он в облаках дымовой завесы.

– Ладно, верти дырку, – неохотно отдала коробочку мама, – Хорошо, остальные не получил, а то бы весь мундир продырявил, как сито, – уколола она батю и с обиженным видом ушла в другую комнату.

Теперь замолчит на все праздники. И готовить ничего не будет. Так и просидим на сухомятке, пока отец не вернется с праздничного дежурства.

Впрочем, ничего нового. Сколько себя помню, праздники в нашей семье не праздновали никогда. Отец все такие дни был на казарменном положении, а что-то организовывать без него мама не хотела. Словом, все праздники у нас были скучными, а потому я их не любил, можно сказать, с детства.

Вот и теперь повод для ссоры найден. Едва отец уйдет на службу, нам троим, тоже за что-нибудь достанется.

– Пап, а ты какие ордена не получил? – спросил отца младший брат Володя, удивленный словами матери.

Только он в нашей семье еще не знал эти байки. Мы с Сашкой уже давно относились к ним с недоверием, ведь рассказывал батя о своих недополученных наградах лишь, когда бывал изрядно выпившим. У него и так хватало орденов и медалей, а потому мы не понимали, зачем ему хвалиться тем, чего просто нет.

– Да вот, сынок, представили меня к званию Героя Советского Союза, а звание так и не получил, – начал отец свой рассказ единственному из нас дошкольнику, кому это было интересно.

А я, махнув на все рукой, начал собираться к друзьям. Там хоть чувствовался канун праздника. Люди оживленно готовились к встрече с родными и близкими, с друзьями и просто старыми знакомыми. И главное, там не было гнетущей атмосферы обманутых предпраздничных надежд.

– А почему? – спросил Володя отца, как и мы с Сашкой, когда впервые услышали о его боевых заслугах, не отмеченных наградами.

– Ранили меня, а потом вывезли с плацдарма. Кто из наших в живых остался, все получили. Я потом в госпитале в газете прочитал. А кому мы, раненые, нужны? Мы Днепр форсировали, и плацдарм удержали, а в газете увидел даже тех, кого не было с нами.

– А что такое плацдарм?

– Плацдарм? Это, сынок, земля на вражеском берегу. До нее доплыть надо, потом отбить у врага, а потом удержать. Пока плывешь, в тебя стреляют. Днепр река широкая. Не убьют, так утонешь. Нам повезло. Выбили немцев, закрепились. А с утра началось. Из чего нас только не утюжили. В живых осталась горстка. Дунь, и нет нас. А немцы этого не знали. Утюжили и утюжили.

– Чем? Утюгом? – рассмеялся брат.

– Да, уж. Таким утюгом, что только клочья летели. На третий день и меня ранило, не уберегся.

– Куда?

– Вот сюда. Чувствуешь, рубец?

– Да. Больно было?