Тайная мать

Что это, я брежу? Или я наконец-то сошла с ума? Этот малыш, такой красивый, зовет меня своей мамой. А я даже не знаю, кто он. Никогда в жизни его не видела. Крепко зажмуриваюсь, открываю глаза и снова смотрю на него. Он здесь, никуда не исчез, только вид у него уже не такой уверенный. Полная надежды улыбка померкла, лобик нахмурился. Глазки блестят слишком ярко. Такое выражение лица мне знакомо – оно всегда бывает перед слезами.

– Так-так, Гарри, – говорю я с наигранной веселостью. – Ты, значит, любишь поезда.

Его улыбка возвращается.

– Особенно паровозы. Они самые лучшие, лучше дизелей. – Его мордашка складывается в гримасу отвращения, и он подмигивает.

– А сюда ты тоже на поезде приехал? В мой дом?

– Нет. На автобусе. Хотя лучше бы на поезде, автобус такой медленный… А еще меня в нем тошнило, чуть-чуть. – Мальчик кладет листок с рисунком на стол.

– А с кем ты приехал? – спрашиваю я.

– С ангелом.

Я решаю, что ослышалась.

– С кем?

– С ангелом. Она сказала, что ты – моя мама.

– Ангел сказала?

Ребенок кивает.

Оглядываюсь – до меня вдруг доходит, что Гарри может оказаться не единственным незнакомцем в моем доме.

– Она здесь? – спрашиваю шепотом. – С тобой здесь кто-нибудь есть?

– Нет, она ушла. Она сказала мне, чтобы я порисовал и что ты скоро придешь.

Я расслабляю плечи, радуясь, что никаких больше чужаков в моем доме нет. Однако ответ на вопрос о том, кто этот маленький мальчик, так пока и не найден.

– Как вы вошли? – спрашиваю я, и тут меня посещает другая тревожная мысль – не ждет ли меня где-нибудь в доме разбитое окно?

– Через парадную дверь, конечно, глупенькая, – с улыбкой говорит малыш и закатывает глаза.

Через парадную дверь? Неужели я оставила ее открытой, когда уходила? Но я уверена, что никогда в жизни не допустила бы такой оплошности. Да что здесь вообще происходит? Надо кому-то позвонить. Властям. В полицию. Кто-то наверняка ищет этого ребенка. И они наверняка сходят с ума от беспокойства.

– Хочешь горячего шоколада, Гарри? – спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно обычнее. – Я как раз собиралась приготовить себе чашечку, так что…

– Шоколада с молоком? – тут же спрашивает ребенок. – Или с горячей водой? С молоком вкуснее.

Я едва сдерживаю улыбку.

– Ты прав, Гарри. Я всегда делаю его только с молоком.

– Класс! То есть да, пожалуйста, – отвечает мальчик. – Я с удовольствием выпью чашечку горячего шоколада.

У меня даже сердце заходится от такой воспитанности.

– Мне продолжать рисовать, – интересуется Гарри, – или помочь тебе? Потому что я очень хорошо умею размешивать шоколад.

– Вот это удача, – отвечаю я, – потому что я-то как раз совсем не умею размешивать шоколад, и это так здорово, что ты мне поможешь.

Широко улыбаясь, ребенок соскальзывает со стула.

Что я делаю? Я должна позвонить в полицию, немедленно. Этого мальчика где-то ищут. Но, Господи, дай мне побыть всего десять минут с этим милым малышом, который считает, что я его мама! Дай мне немного попритворяться, и я сделаю все как надо. Я уже протягиваю руку, чтобы потрепать его по макушке, но тут же отдергиваю ее. О чем я думаю? Ребенка надо вернуть его настоящей матери – она наверняка уже вне себя от горя.

Мальчик снова улыбается мне, и у меня в груди все сжимается от его улыбки.

– О’кей, – говорю я, а потом набираю полную грудь воздуха и сильно моргаю, чтобы прогнать слезы. – Сейчас будем готовить шоколад. Только я выйду на минуточку в прихожую, позвоню и вернусь. Ладно?

– Ага, ладно.

– Ты порисуй пока еще. Я скоро.

Гарри снова вскарабкивается на стул, берет темно-зеленый карандаш и с видом глубокой сосредоточенности продолжает раскрашивать рисунок. Я поворачиваюсь к нему спиной, иду в прихожую и достаю из сумки телефон. Но вместо того чтобы позвонить в полицию, набираю другой номер. В трубке раздаются два гудка.

– Тесс. – Сказано резко и настороженно.

– Привет, Скотт. Мне нужно, чтобы ты пришел.

– Что? Прямо сейчас?

– Да. Пожалуйста, это важно.

– Тесса, я совсем вымотался, да и на улице черт-те что… Я только сел чаю попить. Это не может подождать до завтра?

– Нет. – Стоя у столика в прихожей, я на миг вижу Гарри сквозь щель в приоткрытой двери. Кудрявая челка закрывает ему один глаз. Может быть, он мне снится?

– Что случилось? – Скотт задает этот вопрос таким же тоном, как всегда. На самом деле он хочет спросить: «Ну что там у тебя опять?» Потому что у меня всегда что-нибудь да не так. Я – его пострадавшая жена, у которой на повестке дня вечно какая-нибудь драма или надуманный кризис. Только теперь ему придется убедиться, что причина реальная и я ничего не выдумала.

– Не могу объяснить по телефону, слишком все странно. Приезжай сюда, сам увидишь.

Я слышу долгий тяжелый вздох.

– Дай мне двадцать минут, ладно?

– Ладно. Спасибо, Скотт. Приезжай, как только сможешь.

Мое сердце колотится, и я никак не могу понять, что происходит. У меня в доме ребенок, который заявляет, что его привел ангел. И говорит, что я его мама. Но он не мой сын. Так откуда же он взялся?