А за рекой деревья Данктонского Леса ловили изменчивый свет летнего дня, то прячась в тени, то поблескивая на солнце.
Сегодня любят говорить об исходе кротов из Данктона как о триумфе, о поворотном пункте в истории кротовьего мира, как об успехе. Однако Триффан никогда так не думал, и близкие к нему кроты знали, какого напряжения потребовали от него эти дни, какие испытания он тогда перенес. Ни за что другое Триффан не заплатил так дорого, как за ужасное бегство по тоннелю под рекой, когда погибло столько кротов. Говорили даже, что он желал понести за это наказание, словно наказание могло смягчить боль, вызванную потерями. Другие полагали, что Триффан из Данктона и так был жестоко наказан, и это наказание длилось много кротовьих лет. Однако кому дано судить Безмолвие, в которое вступают по доброй воле? Не следует даже гадать, наказание это или благословение.
Глава двадцать восьмая
Хенбейн из Верна всегда готова была убивать. Рекин, командир гвардейцев, знал это. Ее сидим Сликит знала это, Смэйл, их общий слуга, исполнитель всех жестоких приказов, знал это.
Однако лучше других знал это Уид, советник Глашатая Слова.
Никогда за все долгое время своего знакомства с Хенбейн — «знакомство» здесь самое точное слово, потому что эти кроты не очень-то любили друг друга и никак нельзя было сказать, что они друзья, — никогда Уид не видел ее такой злой. Достаточно любому из них допустить малейший промах, и она убьет, не задумываясь.
Ее злость постоянно росла с того момента, как, войдя в это Словом забытое место, которое так почитали аборигены и называли Данктонским Лесом, она не обнаружила в системе ни одного крота. Вообще никого, на ком Хенбейн могла бы сорвать досаду по поводу долгой обороны. Досада перешла в раздражение, а теперь раздражение сменилось убийственной яростью.
Итак, атмосфера у великого Камня, где находились Хенбейн и ее приближенные, была весьма напряженной и могла в любой момент взорваться, как взрываются в жаркий сентябрьский день стручки кипрея...
Приход Хенбейн и кротов Слова в Данктон с самого начала сопровождался чем-то странным и угрожающим, и это бросало тень на сделанное ею раньше заявление, что это будет финал долгой кампании покорения южной части кротовьего мира и уничтожение последователей Камня.
Два дня кроты Данктона сражались с мужеством и решимостью, которых от них никто не ожидал, понеся при этом меньше потерь, чем нападающие, и впервые вынудили Хенбейн замедлить наступление. Это было первое настоящее сопротивление, оказанное грайкам, если не считать волнений в Шибоде, который никак не хотел покориться Слову, однако Хенбейн не считала Шибод для себя особенно важным. Вот Данктон — другое дело, он находился в центре кротовьего мира, трудности при его завоевании деморализовали грайков настолько, что они были готовы вообще проиграть сражение.
Действительно, если бы не военное искусство Уида, не железная воля Хенбейн, не терпевшей неудач, не боевая мощь гвардейцев, оборона Данктона могла бы оказаться еще более успешной.
Однако постепенно кроты Данктона теряли силы. Сначала отступили от коровьего тоннеля, где погибло столько грайков, а потом по склонам к оборонительной линии, так умно организованной; ни Уид, ни Рекин ничего подобного раньше не встречали. Здесь кроты Данктона продержались еще полдня, предпринимая частые вылазки, чем еще больше замедлили продвижение грайков.
А потом внезапно они ушли со всех фронтов. Норы были брошены, оборонительные ходы опустели, никого не осталось.
Гвардейцы постарались скорее забыть, как жутко им было, когда они впервые проникли в систему Данктона. Как медленно продвигались они вверх по склону, каждую минуту ожидая засады, как вошли в лес и обнаружили там красивые древние ходы, ныне пустые, в которых слышались только странные звуки, издаваемые корнями высоких деревьев, что очень нервировало их, торфяниковых кротов. К тому же случились два инцидента, когда грайкам показалось, что на них напали, и они бросились на своих же кротов. Неслыханно!
Сомнений не было: место брошено, оно пусто, кроты ушли. Никаких следов, и, что еще хуже, ходы оставлены прибранными, норы чисты: значит, никакой паники не было, и, как шептались некоторые грайки, пугливо оглядываясь через плечо, «похоже, они собираются вернуться».
А надо всем этим высился такой грозный для кротов Слова великий Камень Данктона, всегда хранящий безмолвие, оно внушало им страх и днем, и далеко заполночь. Безмолвие, от которого кроту хотелось выть.