Тайная Миссия

— Устал я, — сказал Спиндл. — Слишком много событий, слишком мало сна и сплошные передвижения. Да и страху я натерпелся вдоволь. По-моему, надо бы уносить отсюда ноги, пока целы, но если вы намерены еще разговаривать, то я пока лучше вздремну. — Что он и не замедлил сделать.

— Относись к нему бережно, Триффан,— тихо заговорил Босвелл. — Он всегда будет рядом, он будет любить тебя и помогать в твоем нелегком деле. Камень послал его тебе, как тебя — мне, для того чтобы я выучил тебя, для того чтобы ты вовремя напоминал мне о том, что я сам стал уже забывать, чтобы ты поддерживал меня своей верой, надеждой и заботой. И верный Спиндл, так же как ты для меня, станет тебе опорой в трудный час, именно тогда, когда ты не сможешь или не захочешь принять помощь ни от кого другого.

Босвелл ласково положил лапу на плечо Триффана и отвел его немного в сторону от того места, где улегся Спиндл. Земля странно вибрировала у них под ногами; давящая тьма нависла над Аффингтоном.

— Час нашего расставания близится, Триффан.

Тот попытался было возразить, но Босвелл только крепче сжал его плечо, призывая к молчанию, и продолжал:

— Ты хорошо усвоил все, чему я учил тебя...

— Но этого недостаточно! — прошептал Триффан. — Я почти ничего не знаю. Я пишу с трудом, мне еще столь-кому нужно научиться...

— Ты это сознаешь, что само по себе уже немало. Теперь слушай меня — и слушай хорошенько, ибо есть вещи, которые не следует повторять дважды: их нужно усвоить раз и навсегда. Когда учишься, самое важное — сосредоточить внимание. Ты сказал, что твои знания ничтожны. Давай-ка проверим все же, в чем они состоят.

Неожиданно Босвелл рассмеялся тем самым непосредственным, детским смехом, который Триффану доводилось столько раз слышать в первые месяцы их странствий, когда Триффан приставал к нему с вопросом, скоро ли Босвелл начнет учить его хоть чему-нибудь, а гот отвечал, что давно уже начал его обучать и в свое время Триффан это поймет.

— Чему же ты меня уже научил? — спросил тогда он.

— Ты поймешь это, когда перестанешь непрерывно думать о том, как бы поскорее научиться, — был ответ.

И вот теперь — именно теперь — Босвелл спрашивал: «Так чему же я научил тебя?»

Возможно, Босвелл чуть-чуть повысил голос, возможно, эта ночь просто не располагала к глубокому сну — только в этот момент Спиндл пошевелился, открыл глаза и незаметно для обоих говоривших стал прислушиваться к их беседе. Ему показалось, Босвелл догадался, что он не спит, а уж Камню это и подавно было ведомо; однако Спиндл чувствовал, что в этом нет ничего плохого, что именно так и надо поступать, ведь он — единственный свидетель того, как получает наставление Триффан — великий учитель нового поколения кротов; через него, Спиндла, об этом, возможно, станет известно всему народу.

— Так чему я научил тебя? — повторил свой вопрос Босвелл.

Триффан каждой лапою твердо уперся в землю, ставя их по очереди — одну за другою, — как учил Босвелл, и уверенно заговорил:

— Дабы помыслы стали чисты, кроту следует прежде всего отключить свое внешнее сознание.

Босвелл, полный таинственности, как тогда казалось Триффану, однажды приказал:

— Поставь сначала одну лапу, затем вторую, потом третью и наконец четвертую; твердо поставь, упрись ими в почву так, чтобы ты прочувствовал землю; думай только об этом, отринь от себя заботы, тревоги, мысли об усталости — все это пустое, все ложное. С чистыми помыслами всеми четырьмя лапами прочувствуй землю — и ты будешь знать, что делать дальше! Только об этом — никому ни слова, понял?

— Произноси первую заповедь, Триффан! — отрывисто и сухо приказал Босвелл.

И Триффан сам удивился своей уверенности и, в то же время в глубине души вовсе не пораженный этим, начал:

— Заповедь первая: там, где я нахожусь, — суть добро и свет, — именно там! Свет лишь ждет, чтобы ты узрел его — здесь и сейчас. И этот свет — благостный, и крот, узревший его, счастливо смеется, ибо он приложил столько усилий, чтобы обнаружить то, что всегда было у него под носом.

Босвелл удовлетворенно кивнул: ему было радостно оттого, что его тайну с ним теперь разделил еще кто-то.

— Продолжай! — требовательно сказал он.

— Заповедь вторая: тот, кто полагает защиту собственной норы, своего поселения, самой жизни своей делом более важным, нежели один шаг вперед к Безмолвию Камня, есть крот, пребывающий в вечном страхе. Пребывающему в вечном страхе не дано увидеть свет. Потому самое важное — это твой следующий шаг вперед.

Произнося эти слова, Триффан с улыбкой поднял вверх лапу, словно оружие в ожидании исполнения приказа.

— Куда следует поставить лапу? — раздался голос Босвелла.

— Вот сюда, — откликнулся Триффан, опуская лапу точно в то самое место, где она находилась прежде. — И да будет она следовать до самого края кротовьего царства, и да приведет она меня обратно?

— Совершенно верно. Страх делает шаги короткими; бесстрашие их удлиняет. Страх есть серость и тучевая завеса; в страхе глохнет звук и меркнет свет; это сумерки, в которых шаги неуверенны и каждый последующий труднее предыдущего.