Тайная Миссия

— Сначала поешь немного, — отозвался Спиндл, который терпеливо ждал, пока Триффан завершит молитвы, и они подкрепились тем, что Спиндлу удалось найти.

Согласно легендам, именно тогда, в преддверии надвигавшейся опасности, Триффан и начертал самое первое из своих заклинаний — начертал на голой земле, потому что ничего другого поблизости не нашлось. Он писал быстро, вдохновенно и, когда закончил, быстро пробежал когтями по начертанному, запоминая все слово в слово.

С волнением и робостью Спиндл следил за каждым его движением: он никогда не видел, чтобы записи производились вот так — под открытым небом. Аффингтонские писцы делали это во мраке тоннелей или нор, делали тайно, чтобы никто, кроме них, не видел, как это происходит. Здесь же Триффан будто испытывал особое наслаждение оттого, что писал под открытым небом и мог разделить свою радость с другими. Спиндлу казалось, словно Триффан говорит с самою землей, и он подумал, что, уж коли волею Камня ему, Спиндлу, выпало стать помощником Триффана, он отдаст этому все свое умение и все силы.

— Что тут у тебя сказано? — спросил он, когда Триффан закончил, и тот прочел:

К тебе я взываю, о Камень!

В делах наших,

В словах наших,

В желаниях,

И в намерениях,

И в выполнении задуманного —

Да пребудет мудрость, любовью рожденная.

Во сне и в мечте,

В покое и в размышлении,

В сердце и в душе —

Да пребудет мудрость, любовью рожденная.

И да поселит она Безмолвие в каждом из нас, И да не оставит нас любовь твоя,

И да будет уготовано нам Безмолвие твое, о Камень.

Они помолчали еще немного. Затем Триффан в последний раз взглянул вверх, туда, где горела золотом на солнце верхушка Камня, кивнул другу, и они направились в путь на восток, как велено было Босвеллом.

— Куда мы идем? — спросил Спиндл, следуя за Триффаном.

— Сначала в Бакленд на Темзе, туда, куда ходил твой господин Брейвис; затем в Данктон. Я обязательно хочу увидеть родные места перед дальней дорогой. К тому же там есть кому доверять. Во главе общины — мой сводный брат, Комфри, его нужно поставить в известность о наших планах. Может, там мы найдем тех, кто захочет присоединиться к нам, потому что дальше мы двинемся на север. Именно оттуда пришло зло и разрушение; там мы и должны будем преподать целительные уроки Безмолвия.

Они молча заскользили вниз по склону, прочь от Священных Нор, прочь от грайков; они не оглядывались назад, надеясь и веря, что Камень защитит покинутого ими Босвелла, так же как на протяжении всего пути охранит их самих.

❦

Спустя короткое время, когда крики преследователей хриплым эхом раскатились по холмам и долинам, возле Поющего Камня появилась одинокая черная фигура кротихи. Тень ее легла на весеннее утро; мрачные глаза холодно сверкали, и к Камню она приблизилась без всякого страха. Когти и мех ее были черны, как уголь, походка тверда и решительна. Это была Хенбейн из Верна, дочь Руна, порождение зла.

Справа от нее вскоре появилась еще одна фигура. Это был уже немолодой представительный крот. Его звали Рекин. Слева стоял крючконосый Уид из Илкли, самый влиятельный из приближенных Хенбейн.

— Крот по имени Триффан и с ним аффингтонский служка побежали прямо сюда, — сказал Уид. — Наши бойцы, да и я сам, не могли за ними последовать.

— Не иначе как их спасла сила Босвелла, — с плохо скрываемой злобой проговорила Хенбейн. — Кстати, ты уверен, что этот Триффан не знает письма?

— Уверен, как только может быть уверен крот, — ответил Уид.

Из осторожности он всегда предпочитал не говорить ни «да», ни «нет» и давать уклончивые ответы. Однако в данном случае он был искренне убежден, что Триффан никакой не писец.

— Во-первых, он слишком молод, — уточнил Уид, — а во-вторых, у него не было ни времени, ни возможности быть посвященным. Нет, кроме Босвелла, не осталось в живых ни одного летописца, а Босвелл теперь в нашей власти.

Хенбейн прошла чуть вперед и увидела оставленные Триффаном письмена.

— Выходит, Босвелл тоже побывал здесь. Видите надпись? — проговорила Хенбейн.

Наклонившись, она стала водить лапой по строчкам, вчитываясь в каждое слово. Уид пристально следил за ней: всю свою жизнь он отдал служению Хенбейн; читать ее мысли и влиять на их ход — в этом он не знал себе равных.

— Что тут сказано? Что это — какое-нибудь проклятие? — спросил он.

— Ничего подобного. Пора бы тебе знать, что летописцы не употребляют проклятий. Призрачные надежды, пустой бред — ничего более.