Тайная Миссия

— Спиндл, — торопливо произнес он затем, — нам нужен еще кто-нибудь! Одного не хватает! Вместе с Тайм нас здесь только шестеро! Помоги! Ну, помогай же!

Когда растерявшийся Спиндл вытянул лапу и коснулся тела больной, а все остальные последовали его примеру, Триффан с тяжким вздохом сказал:

— Не получается! Нужен седьмой!

Теперь они все склонились над Тайм, положив на нее свои лапы.

— Триффан, здесь нас только пятеро, понимаешь? Пятеро! — зашептал Спиндл.

— Нет, шестеро: ты, я, Пенниворт, два стража и сама Тайм! Но нужно, чтоб было семь!

В норе стало вдруг сумрачно: Тайм явно слабела и уходила от них все дальше и дальше... Даже Маррам, присоединившийся к прочим, не выдержал и- хмуро сказал:

— Сделайте же что-нибудь! Она ведь помирает прямо у нас на глазах!

— Семь! — еле слышно отозвался Триффан. — Нужно, чтобы нас было семеро.

И не замеченный никем, этот седьмой явился. Он, вернее, она, озадаченная и настороженная, наблюдала за происходящим. Она появилась за их спинами и стала подкрадываться, чтобы выследить и наказать. Вначале разъяренная, она теперь замерла: неведомое чувство смиренного почтения охватило ее, хотя она всеми силами противилась ему, как чему-то запретному. Сликит. Это была она — тайный агент, черная, злая сила. Из всех прочих Камень избрал именно ее.

Первым ее присутствие почуял Триффан.

— Коснись ее — и она исцелится! — обернувшись, крикнул он. — Ее хворь — это наша хворь, ее исцеление — это и наше с тобою исцеление!

Теперь и другие заметили ее, но в них не было страха.

— Коснись ее, — закричали все, включая Алдера и Маррама, которые тоже больше не боялись.

Но Сликит лишь молча смотрела перед собой, застигнутая врасплох внезапным поворотом событий, не предусмотренным суровыми годами шпионской подготовки, обескураженная и бессильная что-либо предпринять.

— Стань седьмой! — выкрикнул Спиндл, едва понимая сам, что имеет в виду.

И Сликит, как завороженная, подняла лапу и протянула ее над сотрясаемой ознобом Тайм.

— Дотронься до нее, пусть числом нас станет сколько требуется! — воскликнул Пенниворт. — Помоги же нам!

Сликит продолжала смотреть в пространство. Все затаили дыхание.

Тут сама Тайм, сделав последнее, отчаянное усилие, повернула голову и, глядя прямо в глаза Сликит, прошептала:

— Во имя любви, что познала ты однажды, сделай это ради меня — той, которую ты никогда не знала.

И Сликит прерывисто вздохнула, и рыдание вырвалось из ее груди, ибо вспомнила она о том, что и ее любили когда-то; и ее лапа коснулась больной, и дружный вздох облегчения последовал за этим — как бывает, когда страшная гроза проходит стороной.

Тайм вдруг перестала дрожать и лежала теперь совсем спокойно.

— Ну вот: это было первое Семеричное Действо, — произнес Триффан.— Независимо от того, кто мы есть, были или станем, нами положено начало исцелению народа кротов. Мы, семеро, собрались здесь из разных краев, каждый со своими печалями и надеждами, каждый — со своею верою. Да, это оно и есть — первое Семеричное Действо!

Наступило короткое молчание, а затем все как-то померкло и стало как прежде, словно и не было никакого Семеричного Действа. Все снова разбились на группы: стражи разошлись по своим постам, Пенниворт остался возле мирно спящей Тайм, Спиндл и Триффан отправились в свой угол, и лишь Сликит стояла в одиночестве. Властная, суровая и рассерженная, она снова превратилась в прежнюю грозную Сликит из Службы Тайной Разведки.

— Эй, ты! — резко бросила она, глядя на свою с острыми когтями лапу, словно сама изумленная тем, что минуту назад эта лапа кого-то ласково касалась. — Вот ты! — указала она на Триффана.

— Да? — отозвался тот.

— Кто ты такой?

— Знахарь.

— Из каких мест? — продолжала допрос Сликит. Она будто твердо решила предать полному забвению то, чему, наряду с остальными, только что была свидетелем.

— Жил чуть восточнее Файфилда. Ваш охранник уже допрашивал меня, и я ему все рассказал.

— Верно, рассказал. Только мне твой рассказ не нравится. Что тебе известно о Камне?

— Очень немногое.

— Способен ли ты пренебречь им?

— Думаю, это случалось не раз.

Сликит холодно посмотрела на него.

— Можешь ли сказать, что поносил его? — повторила она настойчиво.

Триффан вздохнул: он понял, что дальнейшая уклончивость бесполезна.

— Разве что непреднамеренно.

— Ты считаешь, что рожден Камнем?

— Да. Так же, как ты и все другие кроты.

Сликит усмехнулась, и ее глаза сверкнули.

— А как же Слово? — тихо произнесла она.

— Слово? А что это такое?

— Ах так! — Сликит сощурилась. — Действительно, что это такое?

— Мне о нем неведомо.

— Оно милостиво. Ко всем и каждому милостиво. Ты можешь приобщиться к нему. Тебя посвятят. И приятеля твоего тоже. Оно всех принимает.

— Предположим, меня посвятят. Но я же все равно останусь, как и был, — камнерожденным, разве нет?

— Конечно нет! — воскликнула Сликит.

— Ты уверена?! — повысил голос и Триффан.

— Слово и Камень несовместимы. Согласен ли ты отступиться от Камня?

— Если бы я и согласился, боюсь, что Камень не отступится от меня, как, впрочем, и от любого другого, будь это даже ты, Сликит.