Он не хотел совать нос в ее дела, но Эмма живет не в хрустальном замке, и ребенок не заслуживает того, чтобы жить без отца. Дилан не слишком разбирается в подобных вещах, но Эмма здесь и лишилась сознания в его присутствии.
– Доктор Дилан, – усмехнулась она.
Ну наконец-то прежняя Эмма Рей Блум!
– Твой друг Дилан.
Она отвела глаза.
– Сейчас принесу воды. Подожди.
Он вышел из комнаты, а когда вернулся со стаканом, глаза Эммы были закрыты, хотя лицо не выглядело спокойным. Он осторожно сел рядом и вложил стакан в ее руку.
Она повернулась к нему и прошептала:
– Дилан, мне нужно с тобой поговорить.
– Конечно! Я слушаю.
Она глубоко втянула воздух, словно готовясь к марафону, и наконец решилась.
– Ты знаешь, как меня растили. Приемные родители были не слишком внимательны, зато дали мне дом. Кормили меня и одевали.
Они были легкомысленными и эгоистичными подонками. Пьяницами.
Но вслух Дилан этого не сказал.
Эмма отпила воды, возможно, нуждаясь в подкреплении, и продолжила:
– Мне было около десяти лет, когда Дорис и Берт как-то вечером отправились в местный английский паб. Ты должен помнить, в тот, что на Берч-стрит.
– Да, дартс и крепкий эль. Помню.
Она коротко усмехнулась. У них одни и те же корни. Только на ее пути попадались сплошные сорняки, а не красивые маки, которых заслуживают маленькие девочки.
– В тот вечер меня уложили пораньше и велели спать. Я знала, что вернутся они домой очень поздно. Только не знала, что в ту ночь отключат электричество. Они не заплатили по счету, а когда разразилась гроза, я тряслась от каждого раската грома. И меня страшно пугала молния. Свет в моей комнате не зажигался. Я помню, как было темно. И шум, безумный, пугающий шум. Ставни хлопали о стены, казалось, это шепот самого дьявола. Я сбежала вниз, щелкая всеми выключателями, которые попадались на пути. Но ничего не работало. И тут я вспомнила, что Берт держит фонарик в маленьком чуланчике под лестницей. Каким-то образом, когда я туда забралась, порыв ветра захлопнул за мной дверь. Я всю ночь провела в темном замкнутом пространстве.
– О господи, Эмма, – прошептал Дилан, сжимая ее руку. Ее лицо было холодным, как камень, словно воспоминания заморозили его изнутри. Он мог только представлять ужас, испытанный ею в ту ночь. И хотя понятия не имел, какое отношение это имеет к ее беременности, все же внимательно слушал. Может, ей нужно облегчить душу. Он готов служить жилеткой.
– Это была самая долгая ночь в моей жизни. Я плакала и плакала, но очень тихо, опасаясь, что эти дьявольские звуки могут материализоваться во что-то жуткое. Мои родители наконец вернулись и почти на рассвете нашли меня скорчившейся в этом чулане. Сказали, что все хорошо и я буду в полном порядке. Только я не была в полном порядке. С той ночи не могу оставаться в темноте.
– Вполне понятно, что ты испугалась. Эти воспоминания, должно быть, настоящий кошмар для тебя.
Ее губы сжались. Она часто закивала.
Он ждал продолжения. Через мгновение она подняла на него грустные глаза:
– Прошло почти шестнадцать лет. Это была ночь затемнения. Мой сосед Эдди шумно праздновал день рождения на бульваре Сансет. Спиртное лилось рекой. Впервые в жизни я напилась. Друзья наполняли мой стакан, пока я не потеряла разум. Голова стала тяжелой, когда выключился свет. Я ничего не видела, в окнах тоже было темно. Потом я услышала шум дождя. Возможно, это был не ливень, но мерного стука капель по крыше оказалось достаточно. Я струсила и затряслась. К счастью, Брук была у меня на автонаборе, иначе я бы даже не смогла позвонить. Но я не дозвонилась.
Дилан подался к ней и кивнул:
– Продолжай, Эм. Что ты сделала потом?
Она зажмурилась. Видно, ей трудно говорить, хотя, возможно, полезно излить душу.
– Когда я не смогла дозвониться до твоей сестры, запаниковала и отдала телефон тому, кто сидел рядом на полу.
Она покачала головой и глубоко вздохнула:
– Мой друг набрал твой номер.
– Мой номер? – Дилан наморщил лоб, освежая память. На ум ничего не приходило.
– Да, я подумала, что Брук может быть с тобой.
Но когда речь шла о тех днях, в памяти был полный провал.
Глаза слезились. Она слабо улыбнулась одной из тех несчастных улыбок, которые неизменно трогали его сердце.
– Я так боялась.
– Мне очень жаль.
– Не жалей. Ты приехал спасти меня. Я помню только, как подумала: «Дилан приедет. Если он сказал, что приедет, значит, приедет. Он вытащит меня отсюда. Скорее бы выбраться из этого места!»
Он распахнул рот.
– Что случилось потом?
Почему она не рассказала раньше? Ведь понимала, что он пытается воскресить в памяти те потерянные часы до взрыва.
Эмма снова посмотрела ему в глаза, и тут до него дошло с ослепительной ясностью.
– Хочешь сказать, что…
Она еще ничего не сказала. Но в его животе свернулся тугой комок. Дилан понял, что собирается сказать Эмма. И не потому, что помнил это, а потому, что она обрисовала полную картину своей жизни, приведшую к этому моменту. И он играл звездную роль.
– Я не позволила тебе уйти, Дилан.
Она снова покачала головой: