Тайная семья босса (СИ)

— Это я пригласил его, — с улыбкой отвечает Андрей, еще не подозревая, что это его последняя улыбка на сегодняшний день.

Отец и сегодня себе не изменяет. На нем все тот же вычурный костюм, до блеска вылизанные ботинки, которые в первую же секунду покрываются слоем пыли, летящей с проулка.

Он не теряет времени, чтобы осмотреться или бросить короткий взгляд на дом позади нас. Складывается впечатление, будто он бывал уже здесь.

Вальяжной походкой отец подходит к нам, становится между мной и Андреем. По тому, как он выпячивает свою грудь, могу предположить, что его распирает чувство гордости.

Разве есть на то причины?

Кажется, что пуговица на его пиджаке не выдержит такого напора самоуверенности, и она выстрелит прямо мне в лобешник.

Сначала отец обнимает моего брата, заваливая его поздравлениями и лестными словами, а затем и мне достается порция отцовских объятий, от которых всего передергивает.

Смешанные чувства у меня вызывает его внезапный визит. Я вроде бы и рад, что он пытается встать на путь исправления, но в то же время держу в уме мысль, что ничего так просто не бывает.

— Пожалуйста, сделай хотя бы вид, что рад мне, — еле слышно говорит он мне на ухо. — Давай не будем портить мальчишке настроение выяснением отношений.

Кошусь на Андрея, у которого несколько настороженный вид.

Знает ли он, что между мной и отцом уже давненько пробежала черная кошка? Я ведь ничем не делился с ним, да и он особо не интересовался.

Все же вынужден согласиться с отцом. Несмотря на то, какими бы не были натянутыми наши взаимоотношения, я не могу позволить себе дать слабину и своей кислой рожей испортить Андрею праздничный настрой.

Выдавливаю улыбку, приветственно киваю отцу и на всякий случай убираю косу подальше от него.

Он хлопает в ладоши, потирает их с азартом. Заостряет внимание на тощих ногах Андрея, на которых видны уже зажившие шрамы после операций.

— Ну что, Андрейка, с твоим совершеннолетием! Как же время быстро летит!

Отец расстегивает пуговицу, засовывает руку во внутренний карман пиджака и достает из него какие-то красочные брошюры. Присматриваюсь и вижу сначала изображение Красной площади на буклете, а из него выглядывает край билета на самолет.

— Москва будет  первым пунктом вашего с мамой путешествия. Надеюсь, ты не боишься летать на самолетах, потому что перелетов за месяц у тебя будет предостаточно. Ты же хотел повидать мир!

Отец передает билеты Андрею, тот выглядит немного сконфуженным. Все-таки не каждый день он получает такие щедрые подношения от горе-папаши.

— Спасибо, Марк, — заливается краской смущения, разглядывая "Красную площадь". — И спасибо, что согласился приехать. Мама будет очень рада, — через паузу добавляет уже не так уверенно: — Я так думаю.

Меня нисколько не удивляет, что Андрей называет отца по имени. Он ведь не участвовал в его жизни... сколько?

Все восемнадцать лет, если не ошибаюсь.

Всю жизнь...

Даже моя мать видела Андрея чаще, чем он.

Как сейчас помню, как летом две тысячи пятого мать начала день с кофе, а не с опохмелки. Она сделала прическу, накрасилась и надела самое лучшее платье, что было в ее гардеробе. И все для того, чтобы лично встретиться с Марией Владимировной.

Я не мог отпустить ее одну. Побоялся, что она закатит скандал или начнет унижаться перед бывшей любовницей отца, но, как выяснилось, она хотела лишь поддержать женщину, оставшуюся с больным ребенком на руках.

Тогда я еще не знал, что у меня есть единокровный брат. Эта новость стала для меня потрясением, очередной обидой, с которой долгое время я не мог смириться. Но с уходом матери, Андрей стал для меня единственным "родным" человеком. По мере его взросления я стал все чаще и чаще навещать его, вот только авария внесла в наше общение небольшие корректировки.

— Ох, йод-водород! — Мария Владимировна не сдерживает себя в выражениях, увидев рядом с нами заблудшую душонку отца. — Вот так нежданчик! И как только таких достопочтенных занесло в такую глухомань?

Не скрывая ехидной усмешки, женщина доходит до калитки, но не спешит выходить за нее.

— Знала бы, что к нам заморские гости пожалуют, приготовила бы фуа-гра с омарами и устрицами. А так, извиняйте, чем богаты, тем и рады, — произносит с изрядной долей сарказма, после чего деланно кланяется.

Отца не задевают насмешки Марии Владимировны, напротив, он даже подыгрывает ей, сняв невидимую шляпу и сделав глубокий реверанс.

— Так ты не говорил своей маме, что я приеду? — беззвучно спрашивает он, склонившись к Андрею.

— Не-а, забыл, — хитро отвечает тот и мотает головой.

— Ну и правильно, — мигает левым глазом, после чего переводит мягкий взгляд на женщину, подхватывает ее ладонь и подносит к своим губам. — Меня уже тошнит от устриц. Я, знаешь ли, соскучился по борщу.

Мария Владимировна цыкает.

— Ну и подхалим же ты, Северов! — она открывает калитку. — Входи, так и быть, угощу тебя, а то, как я погляжу, совсем уже одичал в своей Америке.

Бросает она камень в его огород. Деликатно и изящно.